Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани

— Оторвалось колесо, — развел руками темнокожий шофер. — Там крутой подъем и ни одного года не обходится без аварий. В прошлом году у приезжего на спуске тоже отказали тормоза, но тот разбился в лепешку — чуть сложили. А эта женщина, наверное, родилась с серебряной ложкой во рту. Она проехала ярдов двести, царапая бетон крылом. Смотрите, как помяло машину, а ей хоть бы что — пара царапин.

— Пара царапин? — переспросил Чак.

— Конечно, она больше перепугалась, чем пострадала. Как ненадежны эти машины, которые дают напрокат! Вот моя машина — другое дело, я каждую гайку в ней проверяю сам, да и дороги тут, будь они прокляты…

Парень сел в машину и уехал. Чак проводил его машину задумчивым взглядом. На стоянке остались стоять только зеленый «форд» и покореженный джип из гаража Томпсона.

Билли нервно барабанил пальцами по перилам.

— Что скажешь? — спросил Чак.

— Скажу, что снова ничего не получилось, — Билли закусил губу. — Но в следующий раз…

Чак оборвал его.

— Что в следующий раз?

— В следующий раз я сделаю такое, что чертям станет тошно.

— Ты уже два раза сделал, а тошно стало только мне и тебе. Так что в следующий раз буду действовать только я, Билли, я один. А ты, если хочешь, можешь отправляться в Сидней.

Билли зло выругался, а потом махнул рукой.

— Знаешь, Чак, она, наверное, точно родилась с серебряной ложкой во рту.

— Скорее всего, с золотой, — улыбнулся Чак.

— Черт ее знает! — Билли уселся на перила.

Его короткие ноги даже не доставали до пола.

— Ты, Чак, сегодня напьешься?

— Конечно, — кивнул тот.

— А девочки?

— И девочек тоже напою.

— Ну, тогда я пойду скажу Луизе, чтобы пригласила свою подругу, — Билли спрыгнул с перил, — для тебя, Чак. Ведь тебе очень нравится запах цветных.

— Сегодня мне все нравится, — холодно ответил приятелю Чак.

Стефани, подложив подушку, сидела на диване со стаканом виски в руке. На дне стакана позвякивали мелкие кусочки льда.

— Чертова машина! — первое, что сказала Стефани.

— Машина, наверное, ни при чем, Стефани.

— Как это ни при чем?

— Мне кажется, что тебе не стоило садиться за руль. Ведь ты не привыкла водить автомобиль сама, за тебя это делали шоферы.

— Да, Джон, наверное, ты прав, мне не стоило садиться за руль, лучше бы машину вел ты.

Джон, не поворачиваясь к жене, смотрел на покореженный джип.

— Я такое пережила, когда оторвалось колесо и машина начала скатываться вниз! Но я ничего, Джон, не могла сделать, меня буквально парализовало. Я вцепилась в руль и молила Бога, чтобы машина остановилась, а она падала, падала, падала… Я ничего не могла сделать, я даже не успела подумать о том, что можно выпрыгнуть, хотя дверца, насколько я помню, открылась сама.

— Такое бывает, я это знаю.

— Что ты знаешь, Джон?

— Я знаю, что такое автомобильная авария.

— Откуда? Ведь тебя не было со мной?

— Стефани, в моей жизни была одна страшная авария. Я давно хотел тебе об этом рассказать, но не было подходящего случая.

— У тебя? У тебя была авария?

— Да, я после нее чуть не погиб. Я несколько месяцев ничего не видел и лежал с забинтованной головой — вот почти как ты сейчас, только без сознания. А когда пришло сознание, то перед глазами — полная темнота, и я узнал, что моя жена и дочь погибли в той проклятой аварии.

— Ты вел машину?

— Да, Стефани, я вел машину. Выскочили два каких-то придурка-велосипедиста, и я свернул в сторону. Это было ужасно. Но самое ужасное началось потом.

— Я понимаю, Джон, — тихо проговорила Стефани.

— Нет, этого никто не может понять, это было действительно ужасно. Я как будто провалился в черную бездонную пропасть, не было ни просвета. А потом, когда сорвали эти идиотские повязки и бинты, я не мог работать целый год. Представь, я целый год не мог прикасаться к полотну. Мне казалось, что я сошел с ума, что из меня выкачали всю кровь. Я сидел в мастерской на стуле и смотрел на стену. Я снял со стен все картины — они меня раздражали. Я сидел и молчал, молчал почти целый год.

— Джон, подойди ко мне.

Джон оторвался от окна, подошел к Стефани и присел на край дивана. Она взяла его руку и нежно погладила.

— Джон, успокойся, не волнуйся.

— Сейчас, Стефани, я уже успокоился. Но тогда, поверь, это было ужасно.

— Верю, верю. Ведь что-то похожее было и со мной — я тебе рассказывала — помнишь? Об этой страшной реке, об иле и крокодилах, о старом отшельнике… Но видишь, я нашла в себе силы и ты нашел, значит, мы с тобой сильные люди.

— Да нет, Стефани, ты никогда не поймешь меня, ты не знаешь, что такое потерять себя и потерять всю семью.

— Мне очень жаль, — сказала Стефани, — что я заставила тебя вспомнить это.

— А я, — Джон тяжело вздохнул, — никогда об этом не забывал.

Чтобы как-то оборвать этот тяжелый разговор, Джон спросил:

— Стефани, а ты нашла ту бухту?

— Какую бухту?

— Ту, о которой ты мне рассказывала, ту, где никогда нет волн.

— Я не доехала до нее, и мне туда совершенно не хочется.

— Ты думаешь, Стефани, нам стоит вернуться?

— Я сейчас вообще ни о чем не могу думать, но знаю точно: возвращаться еще рано. Мне хочется уехать куда-нибудь где не будет вообще никого — только я и ты.