Он погладил ее и поцеловал.
— Какой ты милый… — сказал она, — и я тебе нравлюсь. Я чувствую это, я уверена. И необязательно восхищаться моей прической. Пусть поначалу тебе это просто немножко нравится.
— Мне нравится, — сказал он, — у тебя такая красивая форма головы, и тебе идет эта стрижка.
— А виски тебе нравятся? — поинтересовалась она. — Это не подделка, а настоящая мальчишеская стрижка. И не в каком-то там салоне красоты…
— А кто постриг тебя?
— Местный парикмахер, тот, что день назад стриг и тебя. Ты объяснил ему, что хочешь, и я попросила его постричь меня так же, как и тебя.
— И что, он согласился?
— Он был очень мил и совсем не удивился. Его нисколечко не смутила моя просьба. Он только спросил, хочу ли я точно такую же прическу, как у тебя.
— И что ты ответила?
— Что я могла ответить? Я просто ему сказала: «Да, именно такую, как у мистера Кински».
— Хм, — хмыкнул Джон.
— Тебе это приятно, да? — спросила женщина.
— Знаешь, в общем-то мне приятно.
— Может быть, кому-то моя прическа покажется странной, но мы должны быть выше этого. Мне нравится быть независимой.
— Я знаю это, Стефани. Мне тоже нравится быть независимым.
— Так что, прямо сейчас и начнем?
— Что начнем?
— Как что? Быть независимыми. Ни от кого… ни от чего…
Мужчина и женщина сидели на террасе, смотрели на отражающееся в воде заходящее солнце и прозрачные облака, следили за тем, как неспешно опускаются сумерки на городок, и пили коньяк.
Прохожие заходили в бар, изредка поглядывали и бросали странные взгляды на женщину с мальчишеской прической. Ведь Джон и Стефани были единственными туристами в этом городке. Жили они здесь уже почти несколько дней, и все к ним привыкли, все считали даму очень красивой. Стефани нравилась всем без исключения. А к тому же сегодня Джон выловил огромную рыбу, и в Редбридже все прониклись к нему уважением. Ведь не каждый день какой-то приезжий, забросив в океан простую бамбуковую удочку, вытаскивает на берег такую огромную рыбу.
Ужин, как всегда, был обильным. Они съели бифштекс с кровью, картофельное пюре, фасоль, салат, и Стефани заказала местное вино.
— Что это с тобой? — поинтересовался Джон.
— Что? О чем ты?
— О твоем заказе. Мне кажется, ты постепенно пристрастилась к местному вину.
— Мне оно кажется отличным для влюбленных.
Джон подумал, что сегодня Стефани выглядит намного моложе своих лет. Но она ему нравилась и такой, как сейчас, и такой, как была. Но странно, что вечером, когда опустились медленные сумерки, она вдруг показалась ему старше: очертания скул резче проступили на ее лице. Раньше Джон этого не замечал. И пожалуй, ее улыбка стала немного более грустной и печальной.
В комнате было темно. С улицы едва проникал слабый свет. Подул бриз. Стало немного прохладно, но они откинули простынь.
— Джон, ты не против, если мы согрешим?
— Нет, что ты, — сказал он.
— Не называй меня маленькой девочкой.
— Там, где я обнимаю тебя, ты — девочка, — вдруг сказал он.
Он крепко прижал ее к себе и почувствовал, как груди Стефани напряглись и округлились под его пальцами.
— Это мое приданое, если хочешь… А может, вернемся к сюрпризу?
— О чем это ты?
— А ты потрогай… Нет, оставь грудь, потрогай мои волосы. Ведь грудь никуда не денется.
— Серьезно?
— Ну конечно, я же рядом.
Джон повернулся на бок и погладил лицо и затылок.
— Вот так… Так… Мне так очень хорошо, — сказала Стефани. — А теперь, пожалуйста, давай будем любить друг друга, хорошо?
— Я согласен, — Джон опрокинул Стефани на спину.
— Пожалуйста, люби меня такой, какая я есть. Возьми меня! — попросила Стефани.
Он закрыл глаза и почувствовал на себе ее стройное тело. Почувствовал, как прижались ее груди к его груди, ее губы к его губам.
— Правда, теперь не поймешь, кто из нас кто? — спросила она.
— Да.
— Ты становишься другим, Джон.
— Да, да.
— Ты совсем другой. Ты — моя Стефани. Пожалуйста, стань моей Стефани, а я буду любить тебя.
— Стефани — это я? А Джон — это ты? — спросил мужчина.
— Ну да. Теперь у нас всегда будет так. Мы будем все это путать.
— Нет, Стефани. Ты — моя прекрасная и любимая жена.
После любви они лежали усталые и опустошенные. Они тесно прижимались друг к другу, касались друг друга, и ее голова покоилась у него на руке. Медленно взошла бледно-желтая луна, и от ее света в комнате сделалось чуть светлее.
Не поворачивая головы, Стефани провела рукой по его груди и сказала:
— Ведь ты не считаешь меня испорченной?
— Да что ты, Стефани.
— Ты обманываешь.
— Ну скажи, как давно ты это задумала?
— Не знаю, Джон, наверное, давно. Просто у меня не было человека, для которого это сделать.
— Серьезно?
— Да. У меня никогда не было человека, которого я бы так любила, как тебя.
Джон обнял Стефани, крепко прижал к себе, ощутил прикосновение ее груди. Потом поцеловал в губы. Он прижимал ее все крепче и крепче и почему-то думал о том, что она очень сильно помолодела и стала какой-то странной, изменилась, причем изменилась почти мгновенно.
— Давай полежим тихонько и помолчим. Обнимемся и постараемся ни о чем не думать, — попросил Джон.
— Давай, — согласилась Стефани.