Прощай, полуостров! Он

Как Марат ни пытался контролировать себя в подобных ситуациях, он никогда не мог достойно выдержать такие вот резкие взмахи перед лицом. Он каждый раз отшатывался и, видимо, выглядел испуганным, потому что компания ржала, а Марат, ко всему прочему, зацепившись за чью-то услужливо подставленную ногу, упал. Друзья взревели от радости, обшарили карманы, в которых ничего не обнаружили, и потащили жертву к снежному сугробу. Они напихали Марату снега за шиворот и в рюкзак, разбили замерзшую лужу и «намылили» его грязной глыбой, хохоча при этом, что малые дети, которые играют в снежки на школьном дворе. По сравнению с остальными их «шалостями», эта забава и впрямь была безобидной, но Марату от этого было не легче. Он испытывал унижение, такое же, как и всегда, пытался сопротивляться, что еще больше распаляло обидчиков, но ничего не говорил, так как понимал бессмысленность любых слов в данной ситуации. Эти парни знали его как облупленного, знали, что нет у него никого кроме матери, что нрав его не агрессивный и что ябедничать он не будет. Да и что тут такого? Подумаешь, намылили пацана и напихали ему снега в сумку. Под конец они схватили Марата за ноги и засунули головой в сугроб, хохоча как сумасшедшие, затем выразили свое презрение:

– Фу, надоело, – и убрались восвояси.

Вот и все, ничего особенного, Марат проходил такие экзекуции постоянно, но сегодня было вдвойне обидно из-за того, что такой хороший день был испорчен.

Он добрел до дома: обычная панельная многоэтажка, грязный двор, вонючий подъезд. Замёрзшими пальцами достал ключи и открыл дверь. Чаще всего Марат до позднего вечера сидел дома один, но сейчас мать не работала и встретила его у двери:

– Ах, – всплеснула она руками. Марат ожидал такой реакции от матери, поэтому перед домом попытался привести себя в порядок, но у него плохо получилось.

– Ты же весь мокрый. Что с тобой? – спросила мама.

– Да, ничего, ма, я упал.

– Упал? Снова?

– Да, это случайно вышло. Споткнулся…

– Сыночек, тебя надо отвести к врачу. Ты слишком часто падаешь… У тебя проблемы с вестибулярным аппаратом. Ты хорошо слышишь?

– Да нет у меня проблем, ма… Просто упал…

У мамы явно выдалась свободная минутка. Обычно, уставшая после работы, она лежала на диване, не в силах проявлять материнскую заботу. Женщина вцепилась в сына и всматривалась в лицо, оценивая повреждения. От ее проницательного взгляда ничего не укрылось: ни мокрые волосы, ни отсутствие шапки, ни грязь, размазанная по лицу. Равнодушные родители не увидят в своих детях самых очевидных изменений, внимательные – заметят то, чего нет и в помине.

Марат вырвался:

– Мама, можно я переоденусь и согреюсь?

Она отошла в сторону, задумчиво наблюдая за сыном:

– Конечно, сыночек. Ты расскажешь мне, что случилось?

– Я уже рассказал, – ответил Марат, снимая ботинки. Один из них снова расклеился, и Марат с тоской подумал, что дыру придется зашивать, что было делом весьма нелегким.

Он поспешил к себе в комнату, плотно закрыв дверь, и наконец почувствовал себя в безопасности. Марат знал, что мама не сунется к нему. С некоторых пор она стала считать сына взрослым и не нарушала его пространства. Наверное, боялась застукать его за неким подростковым занятием, увидеть которое не захотела бы ни одна мать.

Он стащил с себя мокрую грязную одежду и переоделся. Хотелось принять душ, но тогда он вновь столкнется с мамой…

Марат, как обычно после любого происшествия в его жизни, испытывал непреодолимое желание написать что-то, поэтому достал свой дневник – толстую синюю тетрадь. Он вел дневник уже пару лет, с тех пор как ему стукнуло четырнадцать. Марат никогда и никому не признался бы в этом, ему казалось, что занятие это абсолютно девчачье, но ничего не мог с собой поделать. Скрытный интроверт, Марат ни с кем не делился секретами и переживаниями, поэтому в дневнике находил отраду.

«20 декабря 1998 г.

Сегодня я повстречался с Тузом и его братвой. Сделал ли я так, как обещал себе на прошлой неделе? Дал отпор? Вмазал этому уроду? Нет, нет и еще раз нет. Все повторилось: я стоял и молчал, в то время как они злословили и махали руками. Я отшатнулся и не смог сдержать страха. Вновь и вновь задаю себе вопрос: чего я боюсь? Боли? На прошлой неделе я зажег спичку и воткнул себе в руку, чтобы проверить, смогу ли я терпеть боль. Я смог. Я дождался, пока она прогорела до самого конца, вдыхая запах собственной горелой кожи. Было больно, текли слезы, но я вытерпел.

По всей видимости, такая проверка ничего не доказывает. Я все равно проявляю трусость. Что не так со мной? Почему одни парни смело бросаются в драку, даже с более сильным противником, не боятся ударить другого, разбить нос и выбить зуб? Одни как звери катаются по земле и отстаивают свою честь, а другие впадают в ступор, подобно мне? Как воспитать в себе отвагу? Заставить себя не бояться?