Прощай, принцесса

Медведь хорошо запомнил то, чему его обучали на теоретических занятиях в спецназе. «Иногда лучший способ спрятаться от врага — это быть у него на виду», — говорил майор. Русский отлично выучил этот урок, так что, когда однажды очкарик застал его кашляющим и отплевывающимся кровью во внутреннем дворе, он сказал все прямо.

Медведь объяснил, что ему не нужно ни идти в санчасть, ни лечиться, так как он уже умер. Да, он мертвый. И что нынешняя его работа — подготовка к убийству. Это уже третье или четвертое его убийство в Испании — он не помнит точно, — но всего на его счету восемьдесят трупов или около того.

Иногда он говорил по-русски, чтобы доставить тому удовольствие. Но он не всегда был уверен, понимает ли его собеседник, потому что русский у того был очень литературный и порой тяжеловесный. А еще Медведь сказал, что впервые в жизни столько рассказывает кому-то. Он вообще всегда был молчуном. А теперь ему нравилось говорить. Это было новое ощущение.

Глава 13

Когда я позвонил в шесть тридцать утра, Матос не выказал ни малейшего удивления. И даже если был недоволен, то виду не подал. Адвокат назначил мне встречу у себя дома через полчаса. Но я ответил, что уже стою в вестибюле здания, где находится его квартира, неподалеку от башни «Испания».

Вот тут он действительно удивился:

— Постой, Тони, в каком это смысле ты тут внизу? Ты хочешь сказать, уже прямо у входа?

Я не стал объяснять, что вообще не ложился этой ночью:

— Именно у входа, Матос. И местные охранники на меня очень подозрительно косятся. Я вытащил тебя из постели?

— Ну да, Тони, почти… Подожди-ка! У тебя есть для меня важная информация?

— А ты думаешь, я явился для собственного удовольствия?

— Ну тогда… хорошо, дай-ка мне кого-нибудь из охраны, сделай милость.

Я протянул мобильник человеку, которого определил как начальника смены, и тот прижал трубку к уху Я не слышал, что там ему приказывал Матос, но видел, как парень несколько раз кивнул. До меня донеслись его слова:

— Хорошо, хорошо, дон Кристино… но вы же понимаете, что… Да-да, не беспокойтесь…

Потом он отдал мне телефон и сказал:

— Тридцать первый этаж… вон тот лифт.

Матос сам открыл мне дверь. Одетый в шелковый халат, он напоминал веселую вдову.

— Давай, Тони, заходи. Я сварю кофе.

Если кому-то интересно узнать такие подробности, скажу, что квартира Матоса занимала весь этаж. Внешние стены ее заменяли гигантские окна от пола до потолка, комнаты были обставлены суперсовременной мебелью, скульптурами, висели там и картины, в которых преобладал белый цвет. Адвокат провел меня в гостиную площадью в два раза больше моей квартиры. Я присел на гигантский диван, обитый белой кожей, перед которым стоял низенький столик из черного полированного дерева.

На нем лежала желтая папка, стояло несколько статуэток из серебра и железа, маленьких и каких-то перекрученных. Еще я заметил небольшую тетрадь в черном кожаном переплете, ручку — кажется, она была золотой, — старинную пепельницу из гранадской керамики и зажигалку Zippo. Единственная вещь, которая осталась мне от отца, — это именно зажигалка Zippo, которую ему самому подарил один из бойцов интернациональных бригад во время Гражданской войны в 1938 году. И она до сих пор вполне исправно мне служит.

Матос указал на желтую папочку и сказал:

— Вот тут еще фотокопии дневника Лидии. Тебе кофе с молоком и с сахаром?

— Без того и без другого.

— Посиди здесь немного, я скоро вернусь.

Я достал пачку «Дукадос», чиркнул зажигалкой Zippoи раскрыл папку. Там были уже знакомые мне копии, на этот раз увеличенные. Несколько не скрепленных между собой страничек.

Матос довольно быстро вернулся, неся в руках поднос, на котором стол кофейный сервиз из тонкого фарфора, очень похожего на китайский. Скорее всего, он и был китайским. Адвокат поставил поднос на стол. Кофе был отличным. Должно быть, Матос прочитал мои мысли, потому что сказал:

— Это Blue Montain— лучший кофе в мире. Никарагуанский.

— Это заметно, — ответил я.

— Валяй, рассказывай.

Но тут зазвонил его мобильный. Адвокат поднялся на ноги.