Прощай, ragazza carina (СИ)

  Катя была уже в полуобморочном состоянии, когда провожатый, с жадностью наблюдавший за танцем, наконец вспомнил о её существовании и, заметив её бледность, попросту побрызгал на неё вином из кувшина, выхватив его из висевшего на стене фламандского натюрморта. Катя тут же пришла в себя.

  - Что вы делаете? - взвизгнула она.

  - Не волнуйся, - ухмыльнулся Художник. - Оно не оставит пятен. Ведь мы всего лишь призраки.

  ***

  - Нет! Не так! Неправильно!

  Они занимались почти неделю, и Катя уже начала отчаиваться. Поначалу всё шло отлично: Мастер разбирал Катины ошибки, исправлял, показывал. Объяснял тонкости и приёмы игры светотеней, хитрости смешения цветов и обманчивость классической перспективы, то ли утаённые, то ли неизвестные преподавателям её училища. У Кати получалось, Мастер хвалил, и она была счастлива, всё более и более проникаясь нежностью и ослепляясь новым, ранее неиспробованным чувством. Но постепенно всё изменилось: Художник становился более хмур и раздражителен, не хвалил, молча исправлял, указывал на ошибки, мрачнел и вот сегодня его прорвало.

  - Катя! Bella donna! Что ты делаешь? Я разве просил тебя копировать это? - они стояли, разложив мольберт, перед огромным портретом одного из правителей империи, изображённого в полный рост, в воронённых, тускло отблескивающих латах и с горностаевой мантией поверх. - Зачем мне эта слащавая копия? Я просил тебя нарисовать душу - ты понимаешь - душу этого человека! А ты мне копируешь сытого самодовольного кота с этой бездарной мазни! Ты его видела на балу? Нет! И знаешь почему? Потому что этот портрет - ложь! Художник не вложил в него себя, не вскрыл кистью, как скальпелем, оболочку и не выплеснул содержимое на холст. Он просто запечатлел то, что увидел на поверхности, приукрасил и нарядил. Он получил своё вознаграждение, но его портрет никогда не оживёт, потому что там, внутри никого нет, нет души, некому оживать. Понятно?

  - Да, - едва слышно прошептала поникшая ученица.

  Но Мастер уже разошёлся.

  - Ты отлично копируешь видимость. Но кому нужна видимость? Для этого есть этот, как он у вас сейчас называется - фотоаппарат. А ты должна написать портрет человека. Понимаешь? Человека! Личности! Что ты о нём знаешь? О том, кого рисуешь? Ты должна знать!

  - Ну, он это... великий, и это, ну, окно прорубил, - ещё тише прошептала совершенно расстроившаяся Катя.

  - Окно? Какое к чёрту, окно? Головы он рубил, а не окна! Понимаешь? Сам, своими руками! Казнил, на кол сажал. А что он единственный из ваших царей, при котором население страны уменьшилось, вымерло - знаешь? А то, что он лично пытал своего сына - в курсе? Что ж ты его добрым дядюшкой рисуешь? Он может быть одет во что угодно, и фон может быть любым, хоть в розовых амурах, но душа, душа его дьявольская, извращённая должна проявиться на твоём портрете. А до тех пор - это парадная мазня, и такой портрет мне не нужен - он не оживёт. Да и тебя он художником не сделает. Начали заново! Бери кисть. Расслабься, теперь настройся, проникни в его душу, прочувствуй её чёрную глубину и выложи её сюда, вот на этот кусок холста. И прекрати хныкать, черт тебя подери!

  ***