Читаем Прощай, Рузовка! полностью

Мне не верилось, что на втором курсе будет легче, что-то подсказывало, что нас ждут большие перемены. Первый курс я одолел легко, не смутили меня и лагерные сборы, я был хорошо подготовлен физически, окончил двухгодичную школу бокса при юношеской спортивной школе, выиграл первенство академии, был включён в сборную и на Всесоюзном первенстве Высших военно-морских учебных заведений дошёл до финала. Спортсмены в академии пользовались льготами. В городе я бывал чаще других: тренировки, сборы. Курс подобрался спортивный. Особенно выделялись ленинградцы и москвичи. Ещё во время лагерных сборов в Приветнинском сложилась крепкая волейбольная команда во главе с Борисом Ходкевичем, мастером спорта, членом молодёжной сборной страны. Немало было и спортсменов-разрядников по другим видам спорта: самбистов, боксёров, фехтовальщиков, легкоатлетов, штангистов. Неудивительно, что на первенстве академии наши волейболисты и боксёры разгромили команды старшекурсников, заняв первые места. И с учебой у меня всё шло гладко. Что-то будет на втором курсе?

Подошёл Игорь Кравченко.

— Слышал, роты перетасуют и, возможно, мы окажемся в одном взводе.

— От кого узнал?

— От Витьки Подоляна.

— И что ещё?

— Сменятся командиры рот. Начальник курса Паша Ревенко останется.

— Уже хорошо.

Игорь переживал первую любовь. Он похудел, почернел, в глазах его появился металлический блеск. Нину я видел всего два раза. В такую девушку невозможно было не влюбиться. Матовая, как бы светящаяся изнутри кожа, яркие насмешливые глаза, сложена превосходно. Ей шло всё пестрое, цветастое, цыганское, что ли. Умна, иронична, раскованна. Мы были ровесниками, но по сравнению с ней выглядели неловкими подростками. Помнится, тогда я подумал, что союз этот вряд ли долго продлится. Так и вышло. Через несколько лет Игорь напишет такие стихи:

В закате вечер поздней осени,В нём просинь — стылая река.
Над головою редкой проседьюЛежат спокойно облака.За железнодорожной насыпью,Как клетка, что без птиц пуста,Прозрачною ажурной массою
Дрожит под ветром старый сад.Семь лет назад такой же осеньюЯ провожал тебя сюда,И в тихих оголённых просекахСтояла жёлтая вода…

Дико подумать, мы с Игорем жили в одном городе, но ни разу не встретились. Из торцевого окна школьного коридора можно было разглядеть ворота в типичный краснодарский двор с низкими кирпичными домами, в одном из них жила семья, приютившая Игоря, — дядя Лёня, тётя Нина и двоюродная сестричка Лидоша, в другом, совсем уж маленьком — бабушка. Игорь — сирота, отца потерял в раннем детстве, мать — начальник поезда, перевозившего военные грузы, умерла в конце войны. Учились мы в разных школах и встретились при поступлении в академию.

Первый отпуск, запах гари, натужный паровозный гудок, мохнатым комом укатывающийся в ночную темень, редкие огни, Краснодар, площадь перед вокзалом, забитая станичниками, узкие привокзальные улочки, запах перезревших слив и, наконец, знакомый забор с огромной акацией. Мы ещё не друзья, мы однокурсники, поэтому видимся редко, и нет ещё чувства тяготения друг к другу.

Я внимательно вглядывался в лица однокашников. За год ребята подров-нялись, уже не отличишь, кто городской, кто деревенский, Ленинград наложил на них отпечаток, и акцент сохранился разве что у белорусов, да и то он еле заметен. Вот сидит, упершись локтями в раздувшийся от деревенских даров «сидор» — зелёный вещмешок, Саша Гаврушев. Саша в восемнадцать лет увидел паровоз и впервые попробовал лимонад. Он незаметен, говорит тихим голосом, неразличим в толпе. Разве мог я тогда предположить, что Гаврушев сделает самую блестящую среди однокурсников карьеру военного врача — станет начальником медицинской службы Балтийского флота.

Жизнь не раз сталкивала меня с Сашей то на Северном, то на Тихоокеанском флоте, то в Ленинграде. Хочется думать, что мне удалось сыграть определенную роль в его жизни. Как-то после заседания научно-технического комитета одного закрытого НИИ я отпустил машину на Невском и пошёл пешком по Владимирскому проспекту. Нужно было освежить голову. Заседания обычно заканчивались часов в семнадцать, дальше — несколько часов свободного времени, «Красная стрела», утром Москва и сразу, с вокзала, на работу. Можно успеть навестить друзей, посидеть в ресторане или просто побродить по вечернему Ленинграду. На этот раз у меня были два билета в Мариинку на балет «Лебединое озеро». Январь стоял сухой, морозный, по Владимирскому проспекту мела поземка. У подсвеченного огнями подъезда театра Ленсовета я едва не столкнулся с Сашей Гаврушевым. Шёл он, засунув руки в карманы шинели, шапка надвинута на лоб. Обнялись. Саша предложил:

— Пойдём посидим где-нибудь, выпьем.

— У меня встречное предложение, идём в Мариинку. Есть лишний билет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш современник, 2012 № 05

Прощай, Рузовка!
Прощай, Рузовка!

Автор этих воспоминаний, перу которого принадлежат четыре романа, повести и рассказы, родился в 1936 г. в Горьком в семье военнослужащих. Поступив в Военно-медицинскую ордена Ленина Краснознамённую академию им. С. М. Кирова в Ленинграде, закончил её в 1954 году. Служил на подводных лодках и кораблях Черноморского и Северного флотов. В 1972 году закончил командно-медицинский факультет Военно-медицинской академии, и после вся его служебная деятельность прошла в центральном аппарате ВМФ СССР. Полковник медицинской службы, был главным эпидемиологом Военно-морского флота, сейчас в отставке. Занимаясь литературным творчеством, стал лауреатом всероссийских и международных литературных премий. Член Союза писателей России с 1979 года. Живёт в Москве и постоянно сотрудничает с журналом «Наш современник». Его воспоминания о годах учёбы в знаменитой Военно-медицинской академии, курсантском житье-бытье в Рузовке, как называли своё общежитие-казарму курсанты, написаны живо и увлекательно.

Юрий Николаевич Пахомов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза