Прощай, зеленая Пряжка

В нерабочее время я не застану тамошних врачей.

Так ли уж вам нужно заставать тамошних врачей? Они же не психиатры. Вы должны полагаться на себя, на свои знания в решении всех вопросов с больной.

А когда Виталий в приемном покое положился на себя и свои знания, главный был тоже недоволен, называл самонадеянностью. Что тут ответишь — Виталий промолчал.

Ну, идите. И все-таки относитесь более бережливо к своему рабочему времени. Вот почему хорошо самому быть главным — не ради той небольшой власти, которую дает этот пост, а потому что не приходится выслушивать подобных глупостей!

И еще один сюрприз ждал Виталия: у самой проходной его перехватила мать Веры Сахаровой.

Виталий Сергеевич, а я специально вас дожидаюсь! Мне сказали, вы пошли в какую-то больницу.

Да, я там задержался, и теперь у меня очень много работы.

Я вас задержу только на одну минуту! Вы извините, я вас очень уважаю, но все-таки нельзя ли ее у кого-нибудь проконсультировать?

Разумеется, мы будем ее консультировать:

Я уже узнала, что у вас в больнице некоторых больных смотрит профессор Белосельский, нельзя ли Верочку проконсультировать у него?

Новую больную так и так нужно кому-нибудь показывать — такой уж порядок. Или профессору Белосельскому, или доценту Левику, а иногда дело ограничивается Олимпиадой Прокофьевной, в особенности летом, когда профессура разъезжается на курорты. Виталий предпочел бы как раз избежать консультации Белосельского, поскольку Белосель- ский — «шизофренист», то есть принадлежит к школе, которая ставит шизофрению сравнительно чаще и охотнее; Виталий предпочел бы консультацию Левика, принадлежащего к противоположной школе.

У кого удобнее проконсультировать, мы решим в отделении.

— Я подумала, что, может быть, профессор занят и его трудно бывает уговорить, или вам неудобно часто его просить, поэтому я пошла к вашей заместительнице по медицинской части и умолила ее, чтобы она устроила консультацию профессора Белосельского! Для отчаявшейся матери нет ничего неудобного!

Вот и удружила дочке. Но это-то как раз понятно и простительно: все родственники думают, что профессор назначит какое-нибудь необычайно эффективное лечение, а Белосельский в лечение вообще не вмешивается, он только ставит диагноз — а что такое психиатрический диагноз!

Ну что ж, вероятно, Олимпиада Прокофьев- на устроит такую консультацию.

У меня вся надежда на профессора. Вся надежда!

А теперь извините, мне нужно идти.

Да-да, конечно! А нельзя ли Верочку перевести в палату поменьше?

Пока нет. Она еще нуждается в непрерывном наблюдении, а оно возможно только там, где она лежит. До свидания.

Да-да, извините, что я вас задержала. А нельзя ли ее перевести в Институт Бехтерева? Я слышала, некоторых больных переводят.

По своему почину мы туда переводить не можем. Институт сам иногда присылает к нам запросы на больных, в которых заинтересован. Так что хлопочите там сами, если можете. Извините.

Наконец-то вырвался!

А ведь она протаранит там всех в институте, начиная с директора, Веру туда переведут — и больше Виталий ее не увидит. Жалко. Очень жалко.

Виталий так задумался, что забыл зайти к Олимпиаде Прокофьевне — уже поднялся на два этажа. Пришлось поворачивать назад.

Олимпиада Прокофьевна обычно во всем шла навстречу, надо было только уметь к ней подойти. А умение состояло в том, чтобы прикинуться растерянным, незнающим что делать — и попросить мудрого совета.

Олимпиада Прокофьевна восседала в своем маленьком кабинетике, сплошь заставленном массивными книжными шкафами красного дерева, из которых она всех врачей приглашала брать литературу, что было невинным кокетством, так как литература была на французском и немецком, а кто может свободно читать по-французски или по-немецки? В больнице никто — кроме самой Олимпиады Прокофьевны, окончившей в свое время женскую гимназию Оболенской. Так что с ее уходом на пенсию больница лишится, может быть, главной достопримечательности.

Виталий вошел и старательно поклонился — демонстрировал, по мере сил, хорошие манеры.

Здравствуйте, Олимпиада Прокофьевна. Можно к вам?

Заходите, Виталий Сергеевич, заходите!

Олимпиада Прокофьевна несколько благоволила к Виталию еще и потому, что его отец профессорствовал в Технологическом институте, а она сама дочь и жена профессора и отличала людей своего круга.

Олимпиада Прокофьевна, я оказался в затруднении и хочу с вами посоветоваться.

Конечно, Виталий Сергеевич! Да вы садитесь.

Виталий погрузился в кожаное кресло — вот у главного в кабинете таких нет, главный распорядился все кресла вынести и заменить жесткими стульями: чтобы никто не чувствовал себя там уютно, так это нужно было понимать.

Олимпиада Прокофьевна, вы, может быть, слышали об этой истории с Бородулиной?

Слышала, конечно, кое-что.