Я брился в ванной, ко мне зашел Марк. Он ездил к Чарли забрать для меня машину.
– Эй, ты чего! – он облокотился о дверной проем и ухмыльнулся. – А ну смывай это всё.
– Ты просто бесишься, потому что сам бреешься раз в две недели.
Но Марк решил не вестись.
– Думаешь, мне охота скрести лицо бритвой каждый день? Нет уж, спасибо.
Я посмотрел на него – хотел проверить, что он надел. Марк никогда не обращал внимания на одежду – я бы не удивился, если б однажды он вообще забыл, что людям полагается одеваться, и вышел на улицу голышом, – но почему-то он всегда был одет как надо. На нем была золотистая толстовка, пшеничного цвета джинсы и кеды.
– Что наденешь? – спросил Марк. Голос его прозвучал странно.
Я пожал плечами.
– Не знаю пока.
Марк развернулся.
– Мне пора, встречаюсь с Терри у него дома. Ключи я оставил внутри машины.
Выходя, он бросил через плечо:
– Я там рубашку нашел на улице, она у тебя на кровати, посмотри, если захочешь.
Хлопнула входная дверь, раздались его легкие шаги на крыльце, я смыл пену и пошел в комнату. У нас с Марком была одна комната на двоих, довольно маленькая (да и дом наш был маленький), а с двумя кроватями она казалась еще меньше. Кровати стояли напротив друг друга, каждая у своей стены, и между ними оставалось около трех футов, чтобы пройти к шкафу. Я хотел взглянуть на рубашку, которую Марк «нашел на улице».
И вот какая странность – рубашка оказалась ровно моего размера, темно-синяя (а темно-синий мне как раз идет). Я задумался было, купил ее Марк или украл – для него это было одно и то же, – но решил выбросить эти мысли из головы. В конце концов, тут важно внимание. Гардероб Марка состоял почти сплошь из вещей, из которых я вырос. Я ухмыльнулся, застегивая рубашку. Если бы Марку была важна одежда, он бы украл что-нибудь для себя, но его она не интересовала. Зато меня он знал достаточно хорошо, чтобы понять: я буду париться, что надеть.
Если у тебя за всю жизнь будет пара друзей – тебе повезло. Но если у тебя будет один
Машина Чарли была не из тех, на которые заглядываются на улице, но выглядела она вполне прилично. Притормозив около дома Кэти, я почувствовал себя странно. Раньше я всегда думал об этом доме, как о доме Эмэндэмса, а теперь для меня это дом Кэти. Раньше я никогда не обращал внимания на родителей Эмэндэмса, а теперь я чуть с ума не сошел, пытаясь вспомнить, не нагрубил ли я им как-нибудь, но ничего вспомнить не смог.
Дверь открыл отец Кэти. «Привет, Брайон», – сказал он довольно-таки дружелюбно, настолько дружелюбно, насколько это возможно, когда здороваешься с парнем, который ведет твою дочь на свидание, так что я решил, что я в безопасности. На полу лежал на животе Эмэндэмс и читал книгу, а на спине у него сидела младшая сестра и дергала его за волосы. Я перешагнул через него. Когда Эмэндэмс читал, можно было хоть целый дом взорвать, ему хоть бы что. Я и сам такой же.
Мать Кэти вышла из кухни, вытирая руки о фартук. На кухне ругались несколько детей помладше – не могли договориться, кто будет споласкивать посуду, а кто вытирать.
– Кэти уже почти готова, – сказала миссис Карлсон. – Садись, Брайон, давненько мы тебя не видели.
– Я искал работу, – сказал я, усаживаясь на резиновую утку. – Но мы с Марком, бывает, видимся с Эмэндэмсом.
– И как вы их с Кэти различаете между собой? – сухо сказал мистер Карлсон. – Мне вот уже не удается.
– Ну Джим, – нервно сказала миссис Карлсон. – Мы же договорились больше не обсуждать прическу Эмэндэмса.
Даже его собственная семья звала Эмэндэмса Эмэндэмсом. Я попытался вспомнить, как его зовут на самом деле, но не смог. В тишине раздался окрик Кэти:
– А ну отдай мне расческу, паршивец!
Я подавил смех.
– Как в школе, Брайон? – спросила миссис Карлсон. Она сделала вид, что не услышала Кэти.
Это был обычный допрос от родителей девушки, с которой ты идешь на свидание, но я не возражал. У Анджелы дома ее мать с отчимом всегда скандалили и орали друг на друга, и кидались вещами, а временами к ним присоединялись ее братья, Тим и Кудряха, так что мне приходилось уворачиваться от летающих объектов, пока Анджела не выходила из комнаты и не принималась ругаться и швыряться вещами вместе со всеми. Так что, сами понимаете, почему я был не прочь посидеть в гостиной Карлсонов и поотвечать на вопросы.
– Довольно хорошо, – сказал я. – В основном, пятерки и четверки.
Я решил не упоминать о том, что завалил физику. У меня был с учителем личностный конфликт, а если уж я захочу доставить учителю неприятностей – не сомневайтесь, мне это удастся.
– Эмэндэмс завалил математику и физкультуру, – сказал мистер Карлсон тем же тоном, которым он говорил о прическе Эмэндэмса. – Не могу понять, как вообще можно завалить физкультуру.