Читаем Прощай, Золотой лев! полностью

– Брайон, ты мой сын, мой единственный ребенок, как же я могу тебя ненавидеть. Я люблю тебя.

– Ты и Марка тоже любила,  – сказал я, только начиная понимать, как всё это повлияет на нее. Марк, ее ручной лев, теперь за решеткой.

– Да, я любила Марка, и сейчас люблю. Но ты мой сын, ты важнее. Марк занимался дурными вещами. Может быть, там ему помогут.

– Ты же знаешь, что нет.

Я слишком устал, чтобы играть в эти игры – давай сделаем вид, что всё будет в порядке, всё, что ни делается,  – всё к лучшему.

– Нам нужно будет объяснить ему, что он был неправ и что ты сделал это для его блага.

Я посмотрел на нее долгим взглядом. Она была моя мать, я любил ее, но продолжать этот разговор не было никакого смысла. Она тоже устала, и ей тоже было больно, но у нее оставалась надежда, а у меня нет, поэтому разговаривать было невозможно.

– Мне пора собираться на работу.

– Брайон, постарайся не возненавидеть себя,  – сказала мама, но легче сказать, чем сделать.

Я прошел через этот день без чувств, на автомате, еле понимая, что делаю. У меня была репутация умника, который за словом в карман не полезет, так что многие меня подкалывали, но я как будто не слышал. Вернувшись домой, я завалился на кровать и принялся курить одну за другой. Я ни о чем не думал: я боялся думать.

Кто-то постучал в дверь, мама открыла.

– Брайон, к тебе пришли,  – крикнула мама через какое-то время.

Это была Кэти. Я вдруг понял, что за весь день ни разу о ней не подумал.

– Брайон, твоя мама мне всё рассказала. Мне так жаль.

Она выглядела взволнованной и усталой, но это не пробудило во мне сочувствия.

– Да? Почему?

– Брайон! – воскликнула Кэти, в глазах у нее заблестели слезы.  – Ты же знаешь, я понимаю, каково тебе сейчас.

– Правда? Нет, я не знал.

Она совсем растерялась и молчала. Я знал, что делаю ей больно, но не мог остановиться. Я как будто бы извне наблюдал, как кто-то по имени Брайон Дуглас делает больно своей девушке. Я не мог заставить его прекратить, а главное – мне это было неинтересно.

– Как твой брат? – спросил я. Эмэндэмс вдруг перестал быть моим другом и стал просто ее братом, который лежит в больнице.

– Кажется, получше. Но не знаю, он пока еще плохо соображает.

Да нас таких двое, саркастически подумал я.

– Я думала… – она сглотнула. Она была гордая, и ей тяжело было перенести унижение.  – Я думала, ты заедешь сегодня в больницу или позвонишь мне. А потом твоя мама мне рассказала, что произошло.

– Ты не рада? – спросил я.  – Тебе же Марк никогда не нравился. Ты сказала, что он красивый, но тебе он никогда не нравился. Ты разве не рада, что он теперь далеко?

– Брайон, за что ты так со мной? – спросила она, и у меня в ушах ясно зазвучали слова Марка: «За что ты так со мной?»

– Прости, Кэти, я не могу сегодня разговаривать. Я завтра тебе позвоню.

– Хорошо, позвони мне завтра.

Она всё еще выглядела печальной и растерянной, но не униженной. Я не собирался ей звонить, и она это знала. Я отстраненно спросил себя, почему больше не люблю ее, но теперь это было неважно.


На заседании, или на рассмотрении, или на суде над Марком – я никогда не обращал особого внимания на формальности – я должен был давать показания. Я дал показания. Я не видел Марка с того самого дня, как его забрали. Он выглядел спокойным и довольным, качался на стуле, почти дружелюбно оглядывал всех в зале суда. Когда меня спросили о наших с Марком отношениях и я сказал: «Мы были как братья»,  – Марк громко расхохотался. Когда стали допрашивать его, он признал, что торговал наркотиками, и пожал плечами. Наверное, это из-за такого поведения судья отнесся к нему сурово, хотя вообще-то в те времена дилерам уже не давали спуску. Марку было всего шестнадцать, и он всегда умел заболтать кого надо и выйти сухим из воды, но в тот раз он не стал даже пытаться. Когда огласили приговор, пять лет в колонии, Марк и бровью не повел. Из меня словно дух вышибло, мама тихонько вскрикнула, протестуя, а Марк встал и спокойно вышел в сопровождении полицейских. На меня он не взглянул ни разу.


Следующие несколько месяцев смазались в моей голове: я ходил в школу, на работу, потом приходил домой и делал уроки. Семестр я закончил на одни пятерки и сам удивился этому сильнее всех: я не помнил ничего из того, что мы проходили. Я ни с кем не встречался.

Однажды у магазина я столкнулся с Эмэндэмсом. Волосы у него были гораздо короче, чем обычно, и он по-прежнему был худющий.

– Давно тебя не было видно,  – сказал он.

– Да, был занят. Как жизнь?

– Нормально,  – ответил он. Вид у него был полуиспуганный, былое выражение полного доверия и внимательного интереса полностью стерлось. Он выглядел совсем ребенком, а я ведь уже забыл, что он и есть ребенок.  – Но я не знаю… Врачи говорят, оно может вернуться, взять и вернуться. И если у меня будут дети, что-то там такое с хромосомами, в общем, они могут тоже получиться не в себе. Вряд ли у меня будут дети,  – он помолчал.  – И память у меня теперь плохая, и оценки испортились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза