Ольбик Александр

Прощальный взгляд

Александр Ольбик

Прощальный взгляд

Драма в четырех действиях

Действующие лица:

Василий Савельевич Боголь, писатель 55 лет.

Софья Петровна, его жена, неопределенного возраста, в инвалидной коляске, употребляющая медицинские наркотики.

Роман Иванович Игрунов, художник-"реалист", 52 лет.

Светлана Игрунова, жена художника 30 лет, независимая, предприимчивая, строптивая.

Борис Наумович Рубин, бывший следователь, безуспешно подвизающийся на адвокатском поприще, 48 лет, склонный к полноте, с глубокими залысинами и большой круглой головой.

Людмила Брюквина, безработная учительница 40 лет, миловидная пышногрудая, светло-русая, про таких говорят "кровь с молоком".

Юля, дочь Фраерзона, живет в Израиле.

Айвар Попкинс, чиновник департамента, распределяющего квартиры, около 30 лет, щеголевато одет.

Пожарный, молод, въедлив.

Незваный гость, инспектор из Центра по охране языка.

Почтальон.

Действие происходит в весенней рощице, на фоне сгоревшего дома и спасенного от пожара домашнего скарба. Видны брезентовые палатки зеленого цвета. Поляна, на которой они стоят, сплошь покрыта желтыми одуванчиками, вокруг раскинулись кущи цветущей махровой сирени и черемухи. Видна часть голубого неба. Цвета преувеличенно яркие, сочные, словом, пасторальный пейзаж. Слышно также щебетание каких-то птах и отчетливое переливчатое пение соловьев. Временами раздаются назойливые крики чаек...

В гамаке, подвешенном между двух берез, лежит Рубин. В светлой шляпе, с сигаретой в зубах и бутылкой в руке. На березе висит огромная авоська, полная пустых бутылок. Рядом, на таганке, Людмила готовит обед... Поблизости, за мольбертом, на раскладном стульчике, сидит художник и пишет картину. Слева, возле несгоревшего крыльца, стоит концертный рояль, на котором странный мальчик периодически музицирует.

Первое действие.

Борис Наумович. (Оборотив лицо к небу, потягиваясь) Эй, Боженька, сделай так, чтобы я превратился в цветной воздушный шар... И чтобы несло меня вместе с облаками куда-нибудь к первобытным красотам... на юг, где много синего, океанского цвета, и непременно к Мальдивским островам...

Игрунов. Интересно, что вы там забыли?

Борис Наумович. Один мой подследственный мошенник рассказывал, что там самые красивые коралловые рифы на земле и самая чистая вода... Правда, при этом много электрических скатов... (Пауза) Люся, полетела бы ты со мной на Мальдивские острова?

Людмила. Во-первых, у меня нет для такого путешествия купальника, а во-вторых, вы много пьете вина...Утоните...или вас ужалит электрический скат...

Борис Наумович. Я практически с этим (прикладывается к горлышку бутылки) завязал...Мне предстоит каторжная работа...

Игрунов. Мальдивы, равно как и Канары любят деньги, а где они у Бориса Наумовича?

Борис Наумович. Деньги -- грязь...

Игрунов. (Не отрываясь от мольберта) Так-то оно так, но без них никуда...

Борис Наумович. Слышать от вас, Пикассо, такое, по крайней мере, странно...Вы всегда нам внушали, что красота спасет мир...

Игрунов. Во-первых, не я, а Достоевский, во-вторых...Как бы это поточнее выразиться...Красота, конечно, величина постоянная, незамутненная, могущественная, но, с сожалением, вынужден признать, есть вещи более могущественные... Я бы даже сказал, всемогущие...

Борис Наумович. Прескверно подобное слышать от художника...Ну-ну, и что же это такое?

Игрунов. (Рисует в воздухе кисточкой нули) Богатство! Как это ни прискорбно сознавать, богатство... (Пауза) Правда, не для меня, я идеалист и красота для меня превечно останется красотой...

Борис Наумович. Понятно... Значит, разглагольствования о красоте удел нищих и дураков? Для таких как я, вы и Людмила. И богатство для нас, это все равно что для монаха Господь Бог -- далеко, высоко, недосягаемо...Так? А красоты, пожалуйста, море разливанное, созерцай, тешь себя бескорыстием, загибайся в нищите и гордись этим...

Игрунов. Может быть...(Перестав писать, мечтательно) Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила сводятся на нет деньгами...Конец цитаты...

Борис Наумович. (Укладываясь удобнее в гамаке) Видимо, ахинея какого-то доморощенного философа...

Людмила. Мне кажется, жалость сильнее денег и всех богатств мира.

Игрунов. Ерунда! Жалость -- это бердяевщина...(Пауза) Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит, в почете и их владелец...Конец цитаты, Карл Маркс...

Борис Наумович. (Удивленно) Да ну?! Я о классике был лучшего мнения...Впрочем, дай мне кто-нибудь сейчас тыщу долларов, я бы себя тоже чувствовал не хуже короля Брунея... (Снова прикладывается к бутылке и, кажется, нескончаемо булькает). Ух, хорош, портвеша! (Крестится бутылкой) Отче наш, иже еси на небеси...да святится имя твое (фальшивит, перевирает)...и оставь грехи наши...

Игрунов. (Нравоучительно) Не грехи, а долги...И оставь долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим...