Прощальный взгляд

Людмила. (Раздраженно, с нотками обиды) Какие пошлые мужские разговоры...

Борис Наумович. Пожар, кстати, мог возникнуть и от молнии.

Пожарник. Будьте уверены, мы докажем отчего возник пожар, тем более, кое-какие интересные детали нам уже известны. Очень даже интересные...Что касается молнии...По нашей метеосводке, в ночь пожара, на небе не было ни одной тучки.

Борис Наумович. Это, милейший, еще ни о чем не говорит. Грозовые разряды, да еще и какие, могут быть на уровне седьмого ребра...Я имею в виду сердечную молнию, которая в состоянии испепелить весь мир...

Боголь. Мне бы его абстрактное мышление (кивок в сторону Бориса Наумовича)...Слышишь, Сонечка, ты, пожалуйста, так глубоко не затягивайся, а то порой мне кажется, что вместе с дымом втянешь в себя все зубы...Тебе уже лучше?

Софья Петровна. О каких зубах ты говоришь? Мы поколение беззубых людей...Выходит, ни у кого не было пожара, только у нас...Нашли козлов отпущения...

Боголь. Ради Бога, только не так близко принимай к сердцу всю эту лабуду...Пока никто нас ни в чем не обвиняет (Разворачивает коляску и отвозит жену к стоящей под вишней кровати. Садится на ее край и, вытащив из кармана блокнот, начинает писать).

На сцене появляется мальчик в очень красивом костюмчике, с бабочкой. Он курчавый, черноголовый, с ангельским лицом. Подбегает к роялю и садится за клавиши. Слышится музыка -- например, "Маленькая симфония" Моцарта. И впредь будет звучать музыка... на усмотрение режиссера.

Борис Наумович. (В сторону застывшего столбом пожарника) Под такой аккомпанемент ваше дальнейшее здесь присутствие неуместно. Или снимите с себя это обмундирование (закуривает), или смените географическую точку...

Пожарник. (Садится на землю, по-мусульмански скрещивает ноги и начинает молиться). О, как я устал от дураков!

Игрунов. (Скептически) Несчастная тень осла. Я бы всех лицемеров сделал пожарниками.

Людмила. Вы вообще, Роман Иванович, словно упали с Луны. Если вам верить, то все, что нас окружает, или лицемерно, или цинично, или пошло. А вы-то сами, ничего кроме как пачкать краской древесно-стружечный картон, ничего больше не умеете...

Игрунов. Я догадываюсь, за что ты, Люся, на меня такое возводишь...Я независимый, живу своими мозгами, чего не скажешь о некоторых других...Запомни, пшеничная женщина: из всех страстей зависть самая отвратительная. Под знаменем зависти шествуют ненависть, предательство и интриги...

Борис Наумович. (Снимает с ноги носок и начинает его выбивать о ствол березы, нюхает и снова надевает). Послушайте, что вытворяет ребенок, которому все мы не годимся в подметки. (Подносит палец к губам) Тсс! Это божественное проявление в образе человеческом (откидывается к сетке гамака, надвинув на глаза шляпу).

Боголь. Говорите, говорите, Борис Наумович, я в ваших речах слышу давно забытые слова моего любимого Драйдена, сказавшего: "Хорошо выраженная мысль звучит умно на всех языках..."

Борис Наумович. (Явно польщенный) Я предпочитаю, чтобы меня помнили по тем делам, которые я совершил для других, а не по тем делам, что другие совершили ради меня...

Игрунов. Сильно сказано, жаль только не вами, Борис Наумович...

Борис Наумович. А у нас со стариком Джефферсоном один взгляд на фундаментальные вещи. Я, как и он, больше всего ценю в людях добродетель и талант...

Боголь. (Озадаченно) Сонечка, а почему я этого не знаю?

Софья Петровна. Зато ты читал всего Канта...Расскажи им, что такое критика чистого разума...Или же, что такое антиномия...

Боголь. Перестань, ты же ставишь меня в неудобное положение.

Игрунов. Но согласитесь, иногда и в неудобном положении бывает очень даже приятно... Как ты, Люся, думаешь, можно ли в некоторых, крайне стесненных положениях ощущать неземное блаженство?

Людмила. Если бы я была вашей женой, откусила бы...Откусила бы ваш длинный язык...

Борис Наумович. В иных случаях язык бывает многофункционален...(обращается к Боголю) Это я к вашей реплике о неудобном положении.

Боголь. Язык? О, этот мясистый снаряд во рту, служащий для подкладки зубам пищи, для распознания вкуса ея... (Мечтательно) И для услаждения эрогенных зон...

Борис Наумович. И в том числе, с глубоким проникновением в алмазные пещеры... Конечно, язык наш кроме такого применения никому теперь здесь больше не нужен...

Софья Петровна. Экая завуалированная пошлятина! (с обидой) Василек, дай ваты, я заткну себе уши, чтобы не слушать эти скабрезные речи...

Боголь. (Срывает с березы два листочка и накладывает их на уши жены, продолжает писать). Всегда глупым не бывает никто, иногда -- бывает каждый. Борис Наумович тоже иногда имеет право быть глупым в наших глазах.

Софья Петровна. Это не глупость, это жуткая пошлятина... Причем преднамеренная, не заслуживающая никакого снисхождения...(капризно) Как будто у языка нет другого предназначения -- сотрясать, например, воздух (медленно обводит рукой пространство), обещать сделать всех людей равными...