Прощание кремлевского диггера

– Да нет… То есть да… Ну, в общем, тут, понимаете, такая история… Тут из-за всех этих вчерашних репортажей и из-за сегодняшних статей во всех газетах о взрыве наше начальство недовольно… То есть начальство недовольно тем общественным резонансом, который вокруг этого возник. Ну, в общем, из за того, что возникло такое внимание общества к этому инциденту, нам тут велели взять у вас показания… Вы не могли бы к нам заехать?

Я была впечатлена такой искренностью. То есть, если бы «общественного резонанса» из-за покушения не было бы, то никто бы вообще расследовать взрыв не стал?

– Конечно, я могу заехать к вам. Скажите, куда и когда.

– Ой, а вы могли бы прямо сейчас, как можно быстрее? А то начальство нас уже ругает, торопит…

Я наскоро умылась и оделась, недоумевая, почему вдруг у начальства правоохранительных органов спозаранку возникла такая спешка. Ведь вчера все делали вид, что меня не замечают, и даже выступили перед журналистами с заявлениями, что взрыв бомбы под дверью журналистки Трегубовой не политический и вообще не имеет к ней никакого отношения. И тут я вспомнила, что после вчерашнего звонка из милиции с требованием не рассказывать журналистам о покушении, я заявила в интервью одной из российских газет, что «ответ на вопрос о заказчиках покушения стоит искать в том факте, что после покушения милиция отказалась взять у меня официальные показания». Видимо, газета эту фразу опубликовала, и теперь они поняли, что если делу не дать официальный ход – то будет неприлично, наивно подумала я. А через несколько минут мне позвонил представитель всемирной организации «Репортеры без границ»:

– Елена, генеральный секретарь нашей организации Робер Менар только что принял специальное заявление в связи с покушением на вас. Письмо официально направлено генеральному прокурору России с требованием провести законное, добросовестное расследование взрыва.

И тут я поняла, что, пока спала, взрыв в моем подъезде действительно успел взорвать журналистское сообщество во всем мире. Нарушив обещание, данное накануне брату, не выходить без него утром из квартиры, я выскочила из дома и купила в ближайшем киоске несколько свежих российских газет: в КАЖДОЙ из них было сообщение о покушении. И это несмотря на негласную, но тотальную цензуру, введенную Кремлем перед выборами. Стало ясно, что звонивший мне представитель уголовного розыска не лукавил: руководство силовых структур действительно оказалось припертым к стенке резонансом, который вызвал взрыв. И теперь, перед выборами, в Кремле будут вынуждены хотя бы сделать вид, что поручили силовикам искать заказчиков и организаторов покушения. Я выбежала на Кутузовский проспект, поймала такси и, едва сев в машину, принялась рассматривать первую попавшуюся публикацию про взрыв.

– Какой ужас… – не удержавшись, простонала я, увидев на развороте газеты свою вчерашнюю физиономию с вытаращенными глазами. И тут таксист с подозрением посмотрел на меня:

– Девушка! То-то я думаю: где я вас раньше видел? Так я ж вас вчера в теленовостях видел! Вас же взорвали! Так мы туда, что ли, и едем, где взорвали? На Пушкинскую? К вашему дому?

Я рассмеялась:

– На Пушкинскую. Но не домой, а в уголовный розыск. Извините…

Я подумала, что ситуация еще хуже, чем я себе представляла: теперь меня не только узнают на улицах, но еще и знают где я живу.

* * *

Впрочем, адрес МУРа, куда я должна была приехать, прозвучал для таксиста и вовсе как легенда. Признаться, и для меня тоже. Несмотря на то, что за свою журналистскую карьеру я уже успела побывать во всех, даже самых закрытых культовых зданиях власти России, начиная от Кремля и кончая Лубянкой, тем не менее на Петровке, 38 я еще не была никогда. Кто бы знал, что попасть мне туда придется при столь драматических обстоятельствах, и не для того, чтобы взять интервью, а для того, чтобы дать показания. Я остановилась перед внушительного вида военизированной проходной, за которой скрывалась легендарная ставка российских государственных сыщиков. «Легенда легендой, – подумала я, – но лучше все-таки подстраховаться», затормозила перед входом и набрала номер своего друга с диссидентским стажем, главного редактора одной из интернет-газет:

– Слушай, меня тут пригласили в уголовный розыск дать показания. Запиши на всякий случай фамилию и телефон человека, к которому я иду. Кто знает, каких еще провокаций можно ждать после вчерашнего. Сейчас я вхожу внутрь. Сколько может длиться снятие показаний? Часа два? Если через два часа я тебе не перезвоню – ты знаешь, что делать.