Прощание с кошмаром

Но на этот раз она не ограничилась покупкой книг, а купила еще и билет на выставку «Живопись XX века — из частных коллекций». Несмотря на то что до закрытия музея оставалось совсем немного времени, посетители не убывали. Катя переходила из зала в зал. Надолго задержалась лишь перед портретом актрисы Алисы Коонен кисти Якулова. Из соседнего зала донеслись приглушенные звуки рояля, кто-то настраивал виолончель. Часть посетителей уже перекочевала туда. Чинно рассаживались на стулья и бархатные скамейки, тихо переговаривались. В этом музее часто устраивались литературно-музыкальные вечера. И Катя как раз и попала на такой.

Исполняли Стравинского, Скрябина, Шуберта. А затем к роялю вышла старая актриса в поношенном, но все еще элегантном вечернем платье. Обвела скудную аудиторию взглядом и остановила его на Кате, колебавшейся в дверях, — уйти или остаться.

Актриса хрипло и печально начала читать стихотворение Зинаиды Гиппиус. Немножко завывала, декламируя, немножко запиналась и держала многозначительные паузы. А в самых патетических моментах ее голос, слабый, старческий, но одновременно звучный и проникновенный, предательски дрожал: «Мы, исполняя волю строгую, как тени тихо, без следа, неумолимою дорогою идем неведомо куда. Без ропота, без удивления мы делаем, что хочет Бог… Он создал нас без вдохновения. И полюбить, создав, не мог…» Катя — ей все казалось, эта старая актриса выбрала ее в качестве «инструмента для настройки», — задумчиво и поощрительно качала в такт стихам головой. Да, да, да. Конечно, конечно — и «полюбить, создав, не мог»… А в это же самое время откуда-то из тайников памяти ей лезла в голову строчка одной дурацкой частушки, услышанная Бог знает когда и где: «За каждым деревом маньяки. Под каждым стулом — людоед. Такое только в Нагасаки. У нас в Москве такого нет!» Катя тряхнула головой. Какие ещё там Нагасаки? Что за какофония в мыслях у тебя, дорогуша? Вообще, о чем ты думаешь? Актриса у рояля возвысила голос:

«Мы падаем, толпа бессильная, бессильно веря в чудеса. А сверху, как плита могильная, слепые давят небеса».

Слепые небеса… Катя закрыла глаза на секунду вот что это, наверное, значит — темнота и тишина. И тут вдруг подумала совершенно неожиданно для себя: какой странный человек. Она не назвала себе его фамилию. Она не помнила его лица. Но сейчас внезапно все увиденное, услышанное ею за последние дни, часы и недели, вдруг словно по мановению волшебной палочки сложилось для нее в единый яркий образ. Словно краски легли одна к одной, как на той картине. Совершенно разные краски, порой не сочетающиеся друг с другом, но вместе с тем в совокупности своей создающие странную, запоминающуюся, интригующую палитру: портрет Алисы Коонен, полотна Бенуа и Григорьева, увиденные в галерее, тот особняк с решетками на окнах в Гранатовом переулке, сломанные бурей тополя, эта вот виолончель, что снова зазвучала в зале, та девочка с косой царевны, одетая слишком дорого и модно для своих лет, старая, с пятнами коррозии, машина и парень, что протирал ветошью ее лобовое стекло… И все это вместе, в целом, вращаясь, меняясь местами, перетекая одно в другое, словно бы создавало портрет… Какой странный человек этот Белогуров… Катя не могла объяснить себе, отчего она внезапно и так остро, так отчетливо начала воспринимать владельца «Галереи Четырех», лица которого так и не могла вспомнить, как ни старалась, через совокупность этих совершенно вроде бы разнородных, мало связанных друг с другом элементов. И все же так и не понятно — отчего он помог нам? Фактически сдал того иконокрада, того невезучего Кешу Могилу. (Катя вспомнила свою встречу с ним.) А ведь мог по дешевке приобрести ценнейшие иконы, потом выгодно сбыть их, нажиться, сделать деньги. А он же предпочел.,. Что заставило его так поступить? И потом, это же их машина. Что бы я себе ни говорила, как бы ни сомневалась — я же видела ее своими глазами. Она стояла у их дома, и этот парень Женька обращался с ней по-хозяйски, как с собственностью. При чем там какой-то другой владелец в вороновском компьютере? Я же видела машину. Я же даже ее номер записала…

Катя не дослушала программу до конца. Спустилась в вестибюль к книжному киоску. Он уже закрывался. Закрывался и музейный бар, откуда пахло хорошим кофе и чем-то еще, гораздо более крепким и терпким. Оттуда, из бара, вышли, покачиваясь (их самую малость штормило), два субъекта с модными бородками клинышком, облаченные с ног до головы в стильное черное, точно два ворона. Один обнял второго за плечи, явно помогая «не качать землю»…