Прощание с кошмаром

Катя смотрела на Белогурова. Он говорил все это тихо, внятно, по-деловому и вместе с тем.., с каким-то полнейшим равнодушием к происходящему. Словно ему было наплевать — согласится ли клиент на его условия — нет ли… «Он же профессионал, делец, коммерсант, — подумала она. — А тут реальная сделка и барыш крупный, а он ведет себя словно настоящий „пофигист“. Или он раскусил, что мы снова валяем дурака? Да нет, он же встретился с нами. Имя Чугунова тут явно сыграло нам на руку. Он встретился с нами, а ведет себя так, словно и мы, и сделка его абсолютно не интересуют. Это факт. И потом, почему он столько пьет? Коньяк „наперстками“ пьют, а у него вон какой фужер! Разве такие сделки обсуждают нетрезвым? А впрочем, — тут Катя про себя вздохнула, — это у тебя, дорогуша, чисто женская логика. У них, мужчин, логика иная. И для них ведро коньяка в таких делах — не помеха, а подспорье. Наоборот, мысль „на сухую“ не идет».

— Я передам Чугунову ваши условия, Иван Григорьевич. — Кравченко кивнул. — Сегодня же. А из какого же процента вы согласитесь выступить в роли нашего посредника?

— Обычно я работаю из десяти-пятнадцати процентов комиссионных от стоимости вещи.

— Дерете три шкуры, — Кравченко усмехнулся.

— Кризис. Все хотят жить, я тоже, — Белогуров вертел рюмку, словно разглядывая остатки коньяка на свет, — тяжелые времена. — И вдруг обернулся к Кате:

— А что вы на меня так смотрите?

— Я? А мы ведь с вами встречались. Не помните? Вот, вы даже визитку мне свою дали. — Катя достала из сумочки белый кусочек картона с виньеткой.

— Встречались? Где же?

— А магазин такой восточный на Варшавке — сувениры, благовония, пряности.

— А-а, — он смотрел на Катю и.., она видела — не мог (или не хотел) ее вспомнить. «Странные какие глаза у него, — подумалось ей. — Уплывающие, словно дым…» — Извините. Память коварные шутки шутит в последнее время. Старею, что ли?

Она чувствовала: между Белогуровым и ею — словно непроницаемая стеклянная стена. Он отгорожен этой стеной от них ото всех — и от клиентов, и от бармена, и от Рея Чарлза, и от той вон парочки каких-то полубогемных прикольщиков, что гнездились за угловым столиком и посасывают пиво… Он смотрит на них, слушает их, отвечает на их вопросы разумно и по-деловому, но при всем этом — он словно никого из них не видит в упор. Смотрит сквозь них, сквозь эту призрачную стену, различая за ней лишь… Что? Этого Катя не знала. Возможно — свой собственный смутный силуэт, свое отражение в стекле, свое второе "я", как тот его блистательный компаньон Егор Дивиторский, которого словно Нарцисса из мифа завораживают гладкие полированные поверхности и зеркала. «Почему же он пришел тогда в милицию? Зачем сдал нам этого иконокрада? Что заставило его так поступить? — снова подумала Катя. — Что же?»

— Сегодня вечером вам позвонят. — Кравченко был сама деловитость. — Личный секретарь господина Чугунова — она сообщит окончательный ответ. Думаю, он согласится на ваши условия. Они, мне кажется, вполне приемлемы. Конечно, не хотелось бы связываться ни с какими аукционами, Иван Григорьевич. Сыскали бы вы нам по своим каналам какого-нибудь тихого старичка-коллекционера с этим альбомчиком, потолковали бы с ним по душам, уговорили… Вот скажите, этот альбом Григорьева — ваш компаньон, кажется, в прошлый раз уточнил: у этой книги был ограниченный тираж… Но это реально найти эту вещь тут, у наших коллекционеров, а не за бугром?

— Думаю, что да. Я наведу справки, как только получу от вашего шефа конкретный ответ — согласен ли он.

— Но это не совсем пристойная вещь, не так ли? — кротко спросила Катя.

Белогуров покосился на нее.

— Ну, я бы так не сказал.

— Мне в тот раз показалось — нечто в духе Тулуз-Лотрека.

— У Тулуз-Лотрека было много работ. Какие конкретно вы имеете в виду?

— Те картины, например, что находятся в частных собраниях и никогда не выставлялись.

— Откровенная порнография? Таких вещей у этого карлика с герцогским титулом было немного. Даже полотна, написанные им в парижских публичных домах с натуры, в большинстве своем вполне невинны. Григорьева же вообще не интересовала такая постановка вопроса. Он не ставил себе задачу эпатировать зрителя непристойностью. Его просто интересовал интимный мир женщин.

— А вас не удивляет, что шеф моего мужа остановил свой выбор именно на этом альбоме? — спросила Катя.

— Нет.

Она видела: это его действительно не удивляет. Он привык. Или опять-таки — ему наплевать?

— Ну, значит, так, — Кравченко широко улыбнулся Белогурову. — Я информирую Василь Василича, а вы ждете нашего звонка. И уж исходя из его содержания… И самое последнее, пока не забыл: если договоримся, и вещь окажется у кого-то из известных вам коллекционеров, и вы ее отыщете для нас — прежде чем с ее приобретением что-то решить окончательно, вы позволите нам с женой взглянуть на нее, прежде чем ввязывать в дело эксперта-оценщика?