Прощание с кошмаром

Женьку перестали пускать за кулисы, а от клеток с животными гнали прочь. Сверстники тоже его своей компанией не баловали. Одно время до школы у него была нянька — суровая и властная старуха, бывшая балерина на канате. Сплетничали, что это о ней молодой еще Окуджава пел: «Она по проволоке ходила, махала белою ногой…» Нянька обращалась с мальчиком как со строптивым зверенышем, учила в основном кнутом, редко-редко поощряя пряником. Женька ее боялся и ненавидел и однажды даже попытался сбежать из дома.

В школе, едва он пошел в нее, у него сразу же начались трудности с успеваемостью: он по два года сидел в каждом из начальных классов. Сначала эти неуды списывали за счет того, что ему часто приходилось менять школы — цирк постоянно переезжал. Когда отчим погиб, а Егор был студентом циркового училища, Женьке только еще исполнилось двенадцать лет, и директриса его последней школы прямо заявила Егору, что его младший брат в силу «своих слабых умственных способностей не успевает по программе и его следует перевести во вспомогательно-коррекционное заведение, предварительно посоветовавшись с психиатром».

Но тогда с психиатром решили повременить — еще чего, ребенка мучить! На помощь пришла многочисленная родня дрессировщиков Дивиторских. И в конце концов Женьку взял на воспитание его двоюродный дяди Федор Маркелович.

В молодости он тоже пробовал себя в цирке, но по причине обнаруженного врачами порока сердца вынужден был круто поменять профессию. Он по-прежнему любил животных, как и все в клане дрессировщиков" и укротителей, не мыслил себе жизни без них, а посему, окончив некие специальные курсы, стал работать на Сельскохозяйственной выставке.

С годами он стал великим мастером своего дела. А дело состояло в том, что он изготавливал чучела выставочных медалистов. Например, был на ВДНХ знаменитый конь-иноходец, или племенная свиноматка-призер, или баран-суперпроизводитель. И когда все эти выставочные знаменитости сдыхали от старости, из них для памяти музейной в павильоны «Коневодство», «Свиноводство», «Охота и рыболовство» делали чучела. Вот, мол, полюбуйтесь, уважаемые зрители, это — Буян, а это наша красавица Ромашка, а это знаменитый Браслет, взявший Большой кубок на бегах в Одессе в 59-м…

Работал Федор Маркелович и для лабораторий биофака МГУ, и для Зоологического музея, и для Сельхозакадемии. Деньги получал неплохие. К этому своему ремеслу он и решил приобщить странноватого, но весьма послушного, молчаливо-задумчивого племянника Евгения, раз уж тот никак не усваивает в школе положенные ему алгебру с геометрией.

«Ему не аттестат, не корка нужна, раз он у нас такой, а дело, что кормить его станет, когда я помру, — говаривал Федор Маркелыч Егору. — Ты-то бросишь его, знаю… Ты вон какой у нас парень, тебя такая дорога ждет, слава. На кой тебе такая обуза в жизни… А ему, ему, милый, учиться надо самому себе на хлебушек зарабатывать. Ничего, профессия моя редкая. В Москве нас, мастеров, по пальцам пересчитать можно. Однако и нужная, вон сколько заказов — один Зоологический с Никитской каждый месяц по пять шлет. Выучу я Женьку себе в помощники. Если понадобится — ремнем навык вобью. Парень-то он старательный, только молчун да заторможен… Но у нас, Дивиторских, дрессура годами, опытом накоплена — и мыши в поездах у нас ездили, и свиньи под ярмом ходили, и слоны польку-бабочку плясали. Так что и Женька наш усвоит, как ему теперь в жизни работать придется».

Пока Егор учился в цирковом училище, жил в Москве в общежитии, виделись они с братом часто. Женька постепенно, шаг за шагом осваивал будущее ремесло. Он был домосед, со сверстниками почти не общался, все дни проводил в мастерской Маркелыча. Тот то хвалил его, то поругивал, нередко и ремнем угощая с оттягом, но в общем-то был доволен: «Руки-то, руки, ты глянь, Егорка, у него какие — как у пианиста. Пальцы сами кожу чувствуют. А это в нашей профессии самое главное. Чутье — а не мозги ваши».

Потом, когда Егор, окончив учебу, попал по распределению в Управление госцирков Южного Урала и два года колесил с шапито по стране, когда он упорно работал над созданием собственного номера, который мечтал показать в Москве, они с братом долго не виделись Потом он действительно попал на гастроли в Москву — они выступали в летнем шапито в парке Горького, и там-то и произошел с ним на репетиции тот несчастный случай. «Номер не клеился, — рассказывал Егор. — Страховка мешала, я ее и отстегнул и… Как прыгал — еще помню, как летел оттуда камнем — уже нет. Очнулся уже после операции в реанимации в Склифе…»

У него были сломаны ноги, трещина в позвоночнике. Он провалялся четыре месяца в больнице, а затем в корсете и на костылях Маркелыч и Женька привезли его к себе в коммуналку возле Павелецкого вокзала, в дом, где была знаменитая пивнушка.