Прощание с миром

Имадеддин Насими, так звали этого человека, родился в Шамахе, на родине Габиля, в Азербайджане, в городе, где, по словам Габиля, родились очень многие великие поэты его страны. Еще в юности Имадеддин Насими воспринял идеи своего духовного учителя великого Фазлуллаха, философа, учившего тому, что человек — есть бог. Что познавший истину, совершенный духовно человек подобен богу и что бог, говоря словами стихов Насими, «любой из нас, из сыновей Адами». Так говорил Насими. Я, разумеется, лишь весьма приблизительно излагаю это учение, новое по тому времени для людей тогдашнего Востока, талантливым проповедником и распространителем которого в своих газелях и коротких стихотворениях явился Имадеддин Насими. Поэзия Насими славила человека, как сердце и солнце вселенной, провозглашала человека сутью всего сущего. Обвиненный в ереси, Имадеддин Насими погиб в Алеппо, в тогдашней провинции Египта, куда он, странствуя по земле и, как свою веру, распространяя это новое учение, перебрался к тому времени. Насими был казнен редкой и жестокой даже по тем временам казнью. С него с живого содрали кожу. Никогда потом столь страшная, столь мучительная казнь не повторялась.

Так закончил свою жизнь Имадеддин Насими, один из величайших поэтов мира. Было это в 1417 году. Шестьсот лет назад.

Неизвестно, сколько прошло времени. Старые правители ушли, пришли новые, не более гуманные и ничуть не более просвещенные, но другие, новые.

Насими был похоронен во дворе того дома, где он жил. Могила его не затерялась, не была потеряна.

Я встретился с Габилем Имамвердиевым только через два года в Ялте, куда Габиль приехал отдыхать. Мы очень обрадовались друг другу, тем более что встретились неожиданно, на улице. Я, разумеется, сразу же спросил Г абиля, как он ездил, удачным ли было его путешествие. Габиль от всего был в восторге, и от пирамиды Хеопса, и от Сфинкса... Ябыло начал расспрашивать у него про пирамиды, но он махнул рукой. Меньше всего он думал о пирамидах! Самое главное, несмотря на то что это было для него нелегко, не просто, он все-таки добрался, оказывается, до этого города, где жил Насими, что он все-таки проехал туда, в Алеппо, в Халеб, как еще называют этот город в этой стране. Все было, как и было задумано. Ведь он, можно сказать, только затем туда и ехал.

Вот что мне рассказал Габиль.

Габиль приехал в Халеб вечером, поздно. Он уже знал, что могила Насими где-то от него недалеко, может быть даже совсем рядом, что завтра чуть свет он увидит ее, но не мог спать. Не в силах дождаться рассвета, он вышел на улицу и, спотыкаясь, долго бродил в темноте, по незнакомому, неосвещенному городу. Ему казалось, что Насими, его дух, как тень всюду сопровождает его, что могила Насими тут же, может быть, под стенами этой крепости, в черте которой находилась гостиница, где поселился мой друг Габиль... Вот так и я, наверно, я уже говорил об этом, когда приехал в первый раз в Берлин, приехал через двадцать лет после войны, так же вот не в силах был дождаться утра и тоже пошел ночью искать рейхстаг, не мог дождаться утра. Все мы такие!

Впотьмах, спотыкаясь, Г абиль долго бродил по городу.

Утром, когда рассвело, ему показали улицу, по которой надо идти. Г абиль пошел по пей, все еще не в силах поверить, что он в Халебе, в этом городе, где окончилась жизнь героя его поэмы, над которой Габиль работал столько лет. Улица, по которой он шел, была замощена квадратным, зеленым от времени камнем, имела триста метров длины и называлась улицей Насими. Он сам прочел это название на табличке, которая висела на стене, на ржавой, плохо держащейся табличке. Г абиль был как во сне.

Все еще не веря себе, волнуясь и спотыкаясь, он вошел в маленький, тесный, выжженный солнцем двор, посреди которого росло одно-единственное апельсиновое дерево. Листьев на этом дереве не было, их все давно уже сдуло ветром, была осень, но плоды па дереве росли, и плодов было много — красные, яркие, очень крупные плоды на совершенно голом дереве, стоящем посреди пустого, голого двора. Г абиль поднялся на площадку, что была только несколькими ступенями выше тротуара. Здесь, за порогом, который Г абиль едва переступил своими по-прежнему плохо повинующимися ногами, его встретил старик, встретил обрадованно, как встречают гостя, и так лее обрадованно, дружелюбно окружили дети, маленькие дети этого старика. Г абиль сначала почему-то решил, что это дети этого человека, но потом понял, что это его внуки. Из этой кучки малышей вышел один, должно быть, самый маленький, и сказал с гордостью, что все они Насими, что это его братья и что он сам тоже Насими... «Мы все — Насими!» — сказал с г ордостью мальчик, внук этого старика, встретившего Г абиля.