Прощание славянки

Сложно сказать, беспокоила ли в той же мере судьба Сербии министра иностранных дел России Сазонова, который ознакомился с ультиматумом в ночь на 24 июля, но едва появившись утром в министерстве, он воскликнул:

— Это европейская война!

«Злая воля, — писал он в своих мемуарах, — неумолимо сквозила из каждой строки этого единственного в своем роде документа».

Конечно, в Вене, прекрасно знали, какое впечатление разрыв с Сербией должен был произвести на русское правительство и на русское общественное мнение.

Для его смягчения австро-венгерскому послу было поручено передать в момент передачи текста ультиматума русскому министру иностранных дел «уверения в отсутствии каких бы то ни было намерений его правительства присоединить части сербской территории или посягнуть на суверенные права Сербии».

Однако тот смог выполнить приказ Вены только на следующий день, когда Сазонов ознакомился с ультиматумом.

Именно поэтому все прозвучавшие из уст посла уверения казались ему странными по той простой причине, что весь ультиматум, по его мнению, был «возмутительным посягательством на политическую независимость Сербии, и поэтому австрийские обещания не заслуживали никакого внимания».

Особенно если учесть то, что говорилось в австро-венгерском Совете министров 7 июля 1914 года относительно территориальной неприкосновенности Сербии и ее независимости.

«Затем, — сообщает сборник австро-венгерских дипломатических актов от 1919 года о событиях того дня, — началось обсуждение целей военного выступления против Сербии, причем было принято мнение венгерского председателя совета министров (гр. Тиссы), что Сербия, хотя и уменьшенная территориально, все же, из уважения к России, не должна быть окончательно уничтожена».

Министр-президент Цислейтании (так называлась одна из составных частей монархии Австро-Венгрии, подконтрольная австрийской имперской короне) граф Карл фон Штюркг отмечает, что было бы также желательно, чтобы династия Кара-Георгиевичей была удалена и сербская корона отдана европейскому государю и, равным образом, была установлена некоторая зависимость уменьшенной Сербии, в военном отношении, от двуединой монархии.

Вот так всего две недели назад в Вене воспринимали независимость Сербии и ее территориальную неприкосновенность.

«У меня, — писал Сазонов, — не было основания скрывать от графа Сапари мое впечатление, и я сказал ему, что я не сомневался, что Австро-Венгрия искала войны с Сербией и что для этого она сжигала за собой все мосты, предъявляя неприемлемые требования.

Я прибавил, что своим образом действий она вызывала европейский пожар».

Затем Сазонов попросил посла Бьюкенена прибыть во французское посольство для трехсторонних переговоров.

Во французском посольстве русский министр почеркнул, что Австрия никогда бы не предъявила столь дерзкого ультиматума Сербии, если бы не была уверена заранее в одобрении и поддержке Германии.

Затем он обратился к западным послам:

— Может ли Россия рассчитывать на поддержку ее партнеров в Тройственном Согласии?

Посол Франции М. Палеолог Франции ответил утвердительно.

Посол Бьюкенен не был столь однозначен.

В три часа пополудни западные послы снова встретились с Сазоновым, который обрушился на Пурталеса с обвинениями в агрессии.

Не найдя более весомого аргумента, тот упрекнул русских в том, что они не любят Австрии.

— А за что мы должны ее любить? — удивленно воскликнул Сазонов. — Ее император был обязан русским войскам своей короной, полученной после вступления русских в Венгрию в 1849 году. Однако вместо благодарности Австрия заняла враждебную России позицию в ходе войны России с Западом в 1855 году, аннексировав без согласования с Россией Боснию и Герцеговину в 1908 году!

Высокие договаривающиеся стороны так и не смогли придти к единому мнению и на этой минорной ноте расстались.

Понимая всю призрачность своих устремлений, Сазонов, тем не менее, попытался выиграть время и обратился в Вену с просьбой продлить 48-часовой срок ультиматума.

Однако ему было в этом отказано без объяснения причин.

В Берлине точно такая же просьба Сазонова тоже не получила поддержки.

— Я, — сказал сербскому посланнику министр, — не вижу возможности дать вашему правительству лучшего, в практическом отношении, совета, чем принять австрийские требования, за исключением тех, которые касаются суверенных прав Сербии, каковыми, очевидно, ни одно правительство, не желающее променять свою независимость на положение вассального государства, не могло поступиться.

Затем министр дал в Белград телеграмму с теми же предложениями.

Сазонов очень надеялся на премьер-министра Пашича, которого считал достаточно решительным и мудрым человеком.

По его словам, «никакой другой министр, не имеющий в Европе положения Пашича и не пользующийся его авторитетом в своей стране, никогда не мог бы провести».

Как и ожидал Сазонов, Пашич оказался на высоте «страшного по своей ответственности положения» и согласился принести жертву, которая, как, во всяком случае, думали в России, могла «спасти его родину от скорой расправы».