Прощание славянки

За день до решающего заседания коронного совета Тиса получил послание императора-короля, в котором тот сообщал, что «придает важное значение тому, чтобы как можно скорее было устранено различие во взглядах» между венгерским премьером и другими участниками заседания.

Приняв решение, Тиса проводил политику войны решительно, целеустремленно, без всяких колебаний.

Он стал одним из соавторов сербского ультиматума, составленного графом Форгачом, положившего начало цепной реакции объявления войны.

Меньше, чем через год, Франц Иосиф предложил Тисе пост министра иностранных дел империи.

Тот вежливо отклонил лестное предложение.

— Влиять на иностранные дела, — объяснил он, — позволяет мне и нынешний мой пост из Будапешта, но покинуть Будапешт означало бы для меня уйти из венгерской политической жизни. Осуществление моих планов и их завершение важно и с точки зрения консолидации международных позиций Монархии…

В преемники Берхтольда Тиса предложил своего близкого соратника Иштвана Буриана, который и возглавил внешнеполитическое ведомство империи на Бальхаузплац.

В манифесте, обнародованном в день начала войны с Сербией, император-король взял на себя лично всю ответственность за предпринятый шаг.

— Я, — заявил он, — все взвесил, я все обдумал!

Как покажет жизнь, несмотря на свой 60-летний опыт царствования, в целом благополучного, благодаря осмотрительности самого монарха, Франц Иосиф обдумал и взвесил далеко не все.

Но как бы там не было, ярый противник войны, Тиса, превратился в ее не менее ярого сторонника. Что, в конце концов, и привело его к столь трагической кончине.

Как мы уже говорили, его убили восставшие солдаты в Будапеште в ноябре 1918 года.

Как того и следовало ожидать, австрийский ультиматум вызвал озабоченность и у высшего военного командования России.

В полдень 24 июля начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич вызвал начальника мобилизационного отдела генерала С. К. Добророльского.

— Судя по всему, — сказал он, — нам придется объявить мобилизацию Киевского, Одесского, Московского и Казанского округов. Мы пойдем на мобилизацию только против Австро-Венгрии, дабы не дать Германии повода вступить в конфликт. Как у нас обстоят дела с готовностью?

— Никак! — ответил несколько озадаченный таким вопросом генерал. — В Генштабе существуют планы частичной мобилизации только против Турции и Швеции. Вариант действий только против Австро-Венгрии рассматривался правительством в 1912 году и был отвергнут…

— Почему? — удивился Янушкевич.

— Тогдашний премьер Коковцов, — ответил генерал, — посчитал, что наши противники расценят как саму войну все наши подготовительные действия, как бы мы их ни назвали, поскольку мобилизация остается мобилизацией. В отсутствии у нас плана мобилизации против Австро-Венгрии сыграла свою роль и наша уверенность в том, что без поддержки Германии Вена никогда не отважится на войну с Россией. Да и мы нападать на Австрию не собирались…

Янушкевич только покачал головой.

Если называть вещи своими именами, то расчет был на извечное русское «авось».

Авось не нападут, а если нападут, то, значит, так суждено.

Но больше всего в этой истории поражает то, что начальник Генерального штаба даже не имел об этом представления!

Не в меньшей мере странно звучит вопрос и о том, готовы ли войска к мобилизации?

В организованной и мощной армии не спрашивают, готова ли она выступать, а просто отдают приказ дейстовать.

Впрочем, чему удивляться?

Если сам начальник Генерального штаба не знает военных планов, то, что же ожидать от его подчиненных?

— Более того, — продолжал Добророльский, — частичная мобилизация есть самое настоящее самоубйство. Германия, будем, Николай Николаевич, откровенны, в любом случае выступит на стороне Австро-Венгрии, и нам все равно придется объявлять общую мобилизацию, что технически невозможно. В этом случае нарушатся все мобилизационные расчеты, не говоря уже о том хаосе, который неизбежно начнется на железной дороге…

— Хорошо, — согласился Янушкевич, — подготовьте мне все расчеты о боевой готовности войск. Но имейте в виду, что в случае надобности мобилизация будет объявлена только против Австро-Венгрии. Германия не должна видеть в наших действиях какую-либо враждебность против нее…

Через час Добророльский снова появился в кабинете Янушкевича с начальником военных сообщений Генерального штаба С. А. Ронжиным.

После довольно долгой, а порою и чересчур острой дискуссии им с огромным трудом удалось убедить продолжавшего наставивать на частичной мобилизации обозначенных им округов начальника Генштаба в ее «стратегической опасности».

В тот же день в 15 часов в Красном Селе было созвано экстренное заседание Совета министров для обсуждения сложившейся международной обстановки.

Начальник мобилизационного отдела подготовил к этому совещанию специальную записку, в которой приводился перечень мер, необходимых, по мнению Генерального штаба, для обеспечения мобилизации.