Полные впечатлений мы зашли в одно из многочисленных маленьких и уютных кафе, разбросанных по всему городу. Сидевшие за столиками армяне смотрели на нас уважительно, и о чем-то негромко пошептавшись, отправили через официанта нам пару бутылок хорошего вина.
– Нет-нет, спасибо, не надо, – попытались отказаться мы.
– А-а, нехорошо так поступать, – огорченно произнес один из армян, подходя к нам, – от чистого сердца, в знак искреннего уважения. Много армян убили в Баку азербайджанцы, и сколько бы еще убили, если бы не вы – военные…
– Мы не были в Баку, – ответил я, – и наша задача, не защищать конкретно армян, азербайджанцев или грузин. Мы здесь – чтобы не было войны между вами.
– Все мы понимаем, – кивнул тот, – вот и за это вам огромная благодарность от нас, армян. Не знаю, что будет с нашей страной дальше, но Армения всегда будет с Россией. Мы со всех сторон окружены мусульманами и вся история Армении – война с ними. Ислам – воинственная религия, на национальной почве они много раз устраивали резню, убивая неверных… Прошу вас, не обижайте нас отказом, примите вино.
Они подсели к нам за столик и постепенно мы разговорились. Наконец я не выдержал и задал вопрос:
– Мужики, ничего не могу понять, в газетах пишут, что у вас голод, безработица, блокада, а мы по городу прошли, глаза разбегаются, чего только нет. Неужели это – блокада?
Армяне откровенно недоуменно уставились на нас:
– Э, видели бы вы, как мы жили до блокады!
На следующий день мы ушли в Ленинакан. С прибытием военных боевики оставили город, и нам была поставлена задача – зачистить его в поисках возможно оставшихся бандитов.
Город был поквартально разбит по секторам, и подразделения по группам проводили осмотры своих участков. Я шел по разрушенным улицам, дома с грустью смотрели на меня выбитыми глазницами без стекол, и я ничего не мог понять. Что не хватало людям? Зачем они убивали друг друга? Ведь жили, работали, женились… И вдруг разделились по национальностям, встали по разные стороны баррикад и с ненавистью стали убивать себе подобных людей, просто говорящих на другом языке.
Неожиданно из двери какого-то здания буквально вывалился солдат и обезумевшими глазами посмотрел на меня. Тут же его скрутил приступ блевотины, он изверг из себя жидкость и что-то глухо замычал, склонившись над землей.
Я шагнул в дверь и попал в другой мир. Это не мог быть мир людей. Это не могли сотворить люди. Это был другой мир. Здание оказалось роддомом.
Я шел по разрушенным этажам, и душа моя окаменела. Я не мог плакать, не было слез от испытанного шока, такого я не видел даже в Афганистане. Мне хотелось верить, что все, что я вижу вокруг, только снится мне, что меня окружают видения. Мы закрывали глаза мертвым роженицам со вспоротыми животами, мы собирали останки не родившихся младенцев, разорванных за ноги пополам, собирали отрубленные головы с выколотыми глазами.
Ненависть душила меня. Все взывало ко мне, все требовало мщения. Мне хотелось убивать этих двуногих выродков, я постарел в этот день на несколько лет…
Я должен был убыть в штаб округа, в Алма-Ату, чтобы доставить туда пакет с документами из строевой части. Время было послеобеденное, когда, наконец, мне выдали все документы, оформили командировочное удостоверение, и я, чтобы не ехать в ночь, решил выезжать из полка рано утром. Так как числился в командировке, то со спокойной совестью отправился в общежитие, где уснул крепким сном младенца.
Все началось ближе к вечеру. Топот кирзовых сапог по коридору, вопли посыльных, объявляющих офицерам команду «сбор». Я выскочил в коридор и схватил за руку пробегающего мимо лейтенанта из танкового батальона.
– Что случилось?
– А хрен его знает, Андрей! То ли война, то ли еще что…!
Сапоги, портупея, головной убор – я готов. Время позднее, но батальон напоминает муравейник. Все офицеры на месте, получают продукты, боеприпасы, снаряжение. И никто ничего не знает. Я решительно направился в кабинет комбата.
– Разрешите, товарищ майор!
– О! Андрей! А ты чего не уехал? – чему-то радуется комбат.
– Решил с утра выезжать, что толку в ночь ехать?
– Ну, так вот и езжай спокойно, мы завтра утром вылетаем куда-то на Кавказ, – коротко объясняет комбат, – тем более что дали команду «афганцев» не брать, пусть другие боевой опыт приобретут. И ты в любом случае не успеешь вернуться обратно из Алма-Аты.
– Успею! – резко бросаю я, – Включайте меня в списки, в семь утра я буду на месте.
Комбат удивленно качает головой. От Фрунзе до Алма-Аты автобус идет четыре часа. И ходят они только днем. Зато комбат, ты забываешь, что такси идет три часа, и ходят они в любое время дня и ночи, только денежки плати. И вчера я получил зарплату, которой мне как раз хватит на такси туда и обратно.
Оперативный дежурный в штабе округа в Алма-Ате меня принял сразу. Забрал документы и быстро сделал отметку в командировочном удостоверении. «Удачи, старлей! Тяжело вам там придется». И вновь такси несет меня в ночь. В неизвестность…. В семь утра я стоял с другими офицерами в строю.