— Погоди родной! Сейчас жгут наложу! — сняв с себя и с него ремни портупеи, что есть силы затянул на обеих нижних конечностях. Обмакнув палец в крови, написал на ремне время наложения. Шиндяпин завизжал от боли, и на некоторое время потерял сознание.
— Все, жить будешь! Ты посиди пока тут, а я других посмотрю! — сказал я, сидевшему без сознания адъютанту.
Переползая с места на место, я вел прицельную стрельбу по окружающему нас противнику. Заметив у мотоцикла раненого пулеметчика, я начал ползти к нему, как вдруг над моей головой просвистела очередь. Уткнувшись лицом в землю, и прикрывая голову руками, я почувствовал резкую боль в локте. Пуля прошла вскользь, а я этого в горячке не заметил. Рука перестала слушаться. Она висела как плеть. Зажав рану рукой, сквозь пальцы начала сочится темная кровь. Нас оставалось все меньше, а немцы вплотную подходили к нам.
Сашка Карякин отстреливался со своим экипажем как могли. Башня его танка была повреждена выстрелом из гранатомета, вдобавок разорвана правая гусеница. Ведение огня из пушки было невозможным. Продолжая отстреливаться из пистолета, от кровопотери я стал терять сознание. Где-то вдали, мне послышался отчетливый лязг гусениц. Прищурив глаза, я увидел своих ребят, несущихся ко мне на выручку. За ними на бронетранспортере мчался и сам Кулагин. Ворвавшись в эпицентр боя, прибывшая подмога, открыла огонь из всех орудий. Матвеев прикрыл меня от пуль остановившись передо мной. Карасев и Столярчук спрыгнули с танка и подхватив меня за руки, взвалили на броню.
— Да, что вы меня как бабу то лапаете? Я в порядке! — пробормотал я.
— Давай командир не глупи! Залезай, и поехали отсюда! — прокричал Матвеев.
Прибывшие на место Кулагин и экипаж Суслова, ликвидировали прорывающийся отряд эсэсовцев. Стрельба прекратилась.
Кулагин, разъяренный, с автоматом в руках, подбежал ко мне, и хватая за грудки не стеснялся в выражениях:
— Ну, ты как? Герой твою мать! Живой? Если не генерал, то я тебя самолично под трибунал отдам! Это что еще за фортель?
— Я должен был остаться, Александр Владимирович! — улыбаясь ему в лицо, говорил я.
— Ты вообще, чем думал, когда решил это? А? Я очень сильно сомневаюсь, что головой! — размахивая руками, возмущался он.
— А там нечем думать, товарищ полковник! — влез в разговор Столярчук.
— Да ну все ж хорошо кончилось? Генерал жив? — спросил я, облокотившись за его плечо.
— Да что с ним будет-то? Генерал он и есть генерал! Они не умирают, им партия запрещает! А ты, дурья твоя башка, ни генерал еще и беспартийный! — перейдя местами на матерные словосочетания, продолжал ругаться Кулагин.
— Да, как на счет моего рапорта о вступлении в партию? — спросил я, отвлекая его от темы.
— Никак! Хрен тебе, а ни вступление в партию! — махнув рукой, он ушел в машину.
— Александр Владимирович? Ну, товарищ полковник, подождите! Видите, я ранен, а вы ругаетесь! Ну, постойте же! — догоняя его, говорил я.
Карасев остановил меня и улыбаясь сказал:
— Да отстань ты от него! Переживает за тебя мужик! Ты ему как сын! Поэтому он и беситься, что ты зря головой рискуешь! И, кстати! Несмотря на чины, мы тебе тоже в отцы годимся между прочим, и тоже по-отечески имеем право тебе задницу надрать!
Я был бесконечно счастлив в это момент, находясь рядом с моими ребятами. Обняв их всех, я забрался на танк и сел на башню свесив ноги.
Кулагин уже тронувшись с места, начал следовать в расположение. Экипажи Карякина и Суслова я пропустил первыми, а сам с ребятами отправился замыкающим. Пристроив свою прострелянную руку на открытый люк танка, я достал пачку сигарет и закуривая любовался просторами Австрии.
Солнце понемногу скрывалось за горизонтом. Позади нас на перекрестке, было много трупов, выходивших из окружения немецких солдат, и догорающая техника генерала Тевченкова. На пути к нашему расположению, ничего ни предвещало беды. Казалось, что противника в нашем округе уже нет, как вдруг из лесного массива, огибавшего дорогу до Винер — Нойштадта, показался вражеский арьергард.
Они тянули противотанковое орудие Pak 40, которое было развернуто в считанные секунды. Повернувшись направо, я слишком поздно заметил орудие противника, и не успев предупредить своих ребят, в правый борт нашего танка, с небывалым визгом, ударил вражеский снаряд. От попадания, танк сразу же загорелся изнутри. Взрывной волной меня смело с танка на дорогу, перебив осколками ноги. Почувствовав нестерпимую боль в ногах, я попытался подобраться к моему танку, но буквально через мгновение детонировал наш оставшийся боекомплект. От взрыва, у нашего танка сорвало башню, да так сорвало, что она подлетела на несколько метров ввысь.