Прошедшая сквозь небеса

«Ну вот…» — теперь её огорчение было неприкрытым. — «Отчего вы все так глупы, сухокожие? Впрочем, оставим… Ничего ты не должен, бывший воин. Ты хотел богатства и удачи — вот они».

Клик-Клак наклонился, пропуская над головой низко нависающий каменный уступ.

— В общем, коренным образом жизнь дедова перевернулась. Вернувшись к хижине, достал он спрятанный сундучок, переоделся в приличную одежду да и двинул в Столицу. И как попёрло ему, как попёрло… Лавку купил на главной улице, торговля сразу в гору. Женился на хорошей девушке из приличной семьи, родились у них дети — две девчонки и парень, отец мой. Всеобщее уважение, дом полная чаша, в лучших семействах принимают хоть в явь, хоть в сон… В общем, жить бы да жить. Самый большой Кристалл Удачи из подаренных дед, как было велено, на шее в мешочке носил, так что удача ему была неизменна.

И вот однажды решил он сразу громадный куш огрести — а к тому времени дела с ним вели такие раханы, что искоса и глядеть опасно. В покои к самому Повелителю вхожи… И вдруг чувствует однажды дед, нежась в постели, как на груди его будто огнём жжет. Он хвать за мешочек, а кристалл уж не светит ровно, как водится — мерцает-полыхает. Мигнул в последний раз и погас. Кончилась его сила, стало быть, вся вышла. А может, превысила его колдовскую защиту тяжесть, что навалили — дело, что дед с компаньонами затеял, непростое было…

В общем, дело то рухнуло с треском, и дед, естественно, крайним оказался. Из всего имущества осталось то, что на нём надето. Жена, раз такое дело, с детьми в родительский дом подалась, дед по старой памяти права было качать решил, но тут уже тесть подсуетился, и вместо восстановления семейных уз получил бывший хозяин постановление о запрете проживания в Столице. Могли и вовсе в кандалы да на рудник, очень уж злы были на деда моего могущественные компаньоны. Ну да всё ж таки внуков жалеючи… короче, выбили за ворота пинком под зад — гуляй не хочу.

Клик-Клак вновь замолчал, на этот раз надолго.

— Ну, стало быть, вернулся дед в Пограничье, нашёл свою старую хижину, подправил и продолжил жить, как и не было куска счастливой жизни. Как будто долгий-долгий сон привиделся, а проснулся — и вот она, обычная мерзкая явь… Тростниковая хижина, каша из варёных корневищ в закопчённом горшке, грибы, улитки, и то и дело ливни, так что тряпьё просыхать не успевает. Тем бы всё и кончилось, и однажды околел бы дед в своём гнилом шалаше — как то и положено неудачливому старателю.

Да только как-то раз просыпается он и видит — стоят перед ним тесть и мальчишка, уже подросток почти. Не вдруг признал дед в нём отпрыска.

«Чем обязан?» — спрашивает. А тесть весь дрожит, и куда прежний гонор девался — бух ничком.

«Прости, Чинга» — так моего деда звали. — «За себя не прошу, не вправе, но сына своего ты спасти обязан!»

Ну, слово за слово, и выяснилась сквернейшая история. Оказался каким-то боком впутан в заговор дворцовый тесть… даже не то чтобы впутан, а просто тесные связи имел с теми могущественными Владыками. И когда раскрыла Тайная служба заговор, то Повелитель велел всех под корень, с родными-знакомыми… ну очень широкий круг вышел. Так надёжнее.

Снова воцарилось долгое молчание. Контрабандист угрюмо разглядывал тёмную текучую воду, неспешно несущую надувное судёнышко в неизвестность.

— Как именно спаслись они в ту страшную явь, когда всех заговорщиков, а также и отчасти причастных, и непричастных вовсе резали без разбору, отец рассказывать очень не любил, отмалчивался глухо. Зато говорил, как они бежали через Границу. Бежать от гнева Повелителя вообще-то можно… вот только некуда. В Страну Дождя, или к пустынникам, или в Страну Тьмы, или на Острова Мертвецов… есть и другие места, хорошо приспособленные для скорейшего окончания жизни. Тестя в первую же явь сожрал здоровенный кранг — цап и нету… Сына дед мой не отпускал от себя ни на полшага, самого же его джунгли всё ещё щадили — видать, крепок завет Видящей Водяных…

В общем, и в третий раз оказались они на месте того пруда, или заводи… короче, всем понятно. Дед говорил, он даже не удивился — раз ноги принесли, им виднее. Всё равно ни одной здравой мысли, куда с пацаном податься, не было. И как надоумили его — сел и давай опять веточкой в воде баландать. Глядь, и вот она — Водяная то есть.

«Это опять ты?» — говорит, губ не разжимая. — «Чего ещё пожелаешь?»

«Спасения сыну своему» — без обиняков отвечает дед. — «Мне самому, это уж как получится».

Долго, долго молчала Водяная, раздумывая.

«Тебе, это уже ненадолго. Нить твоей жизни подходит к концу. А вот сыну твоему… Вопрос в том, хочешь ли ты ему такой судьбы? И хочет ли он сам?»

Клик-Клак вновь замолк, угрюмо разглядывая тёмную воду, в которой бледными бликами отражались призрачно светящиеся сталактиты.

— Так что же дальше? — тихо спросила Дина, всё это время молчавшая как рыба, боясь спугнуть необыкновенную повесть… или, вернее, исповедь.