Прошедшее продолженное время

Ленинские побежали, топча поверженных. Зарядов хватило и на то, чтобы влепить пару кассет по кварталам трущоб. Начались пожары. Дым стал заполнять площадь, где среди воронок мертвые лежали на искалеченных.

Кое-кто из них начал приходить в себя. Ребята в запале достреливали пытающихся встать. Но это было ненужной жестокостью. Раненые гопники перестали быть частью толпы, роем человеческих насекомых, который, выполняя волю циничных демагогов, пришел установить свои ублюдочные порядки. Я скомандовал отступление. Угрожая взорвать решетку, мы заставили впустить нас.

Все оказалось не так плохо, как могло быть. Итогом боя были один убитый и трое раненых. В живых остался даже Муся. Наум был виноват сам. Егор получил пулю в ногу, Славке прострелили плечо. Авдееву попали в броник мягкой пулей из дробовика и отбили легкое.

Отряд кинулся на стену.

– «Они сейчас опомнятся», – орал я. – «Аркашка, делай что хочешь, но заставь пушкарей стрелять! Первое отделение – за мной!

Мамонт повел кадетов организовывать сопротивление. У огневых точек раздался мат, звуки затрещин и стрельба. «Надеюсь, они не расстреливают канониров», – пролетело у меня в голове.

Мы нашли князя в башне. Мои бойцы влетели в помещение. Пальцы кадетов лежали на спусковых крючках, глаза молодых убийц выбирали цели, расчерчивали комнату на секторы обстрела.

– Кто приказал опустить решетку?! – закричал я, обращаясь к князю.

За окнами стали палить особенно сильно.

Рядом с окном кто-то из кадетов орал:

– Бегом к пушке! Хули вылупился, ишак?! Пулю в ебало хочешь?!

И снова ударили очереди.

В глазах у владимирского владыки мелькнул страх. В одно мгновение лицо из румяного стало серым. Видимо, он в полной мере осознал, что волчата, которые забавно маршировали на парадах, выросли и стали матерыми хищниками, подчиняющимися только своему вожаку.

Кто-то громко испортил воздух с перепугу.

– О-он, – заикаясь, сказал князь, показывая пальцем на воеводу.

– Зачем?! Можно было без стрельбы обойтись! У нас парня убили из-за этого! – завелся я. – Нас всех чуть не положили! Это предательство!

Воевода забормотал нечто неразборчивое про то, что кадеты все равно не успевали, а он должен был думать обо всех. Я отметил, как скривился Юрий Дуболомов, нервно сжав ремень джаггера. Он сначала выглядел удивленным, потом нахмурился и отвернулся от отца.

– Так, – подытожил я. – Потом разберемся. Они сейчас опомнятся и пойдут на стену. Князь, нам нужен жаробойщик.

– Жаробоем своих? – поразился владыка.

Тут вбежал связной офицер с докладом. Он по инерции протиснулся между кадетами к князю и застыл, понимая, что тут происходит нечто из ряда вон выходящее.

– Ваше высочество! Повстанцы взяли западные ворота и штурмуют Оружейную башню. На дороге видна колонна под штандартом князя Иннокентия. Готовятся перейти через Рпеньские гати.

– Негодяи! Лодыри! Проспали! – вдруг крикнул князь, отвешивая посыльному пощечину. – Теперь нам стену не удержать. Все в цитадель!

Но никто не двинулся с места. Отчасти из-за автоматов моих ребят, отчасти потому, что все бояре имели в центральном районе лабазы и конторы.

– «Ленинских» десять тысяч, – продолжал орать князь. – Больше чем во всем остальном городе с посадами. И они вооружены. А у нас войска и батальона не наберется.

– Жаробойщик, – повторил я. – Нужно ударить в направлении западных ворот. Второй выстрел – с Почаевской башни. Третий – с Оружейной. Будет огненный мешок. Пусть горят… А иначе все по кольям рассядемся.

– И в кого ты такой уродился? – вполголоса заметил кто-то из бояр.

Наступило молчание. По мере того как Владимирский владыка беспомощно трепыхался, в кадетах крепла уверенность, что они справились бы лучше. Оружие в руках просило действия. Моим ребятам все трудней было держать автоматы опущенными.

– Ладно, – сказал Юрий, снимая с плеча джаггернаут. – Я пойду. Мы, Дуболомовы, напортили, мы и поправим.

Воевода хотел что-то сказать, но сын выразительно посмотрел на него, заставив промолчать. «Ленинские» с веревками и лестницами двинулись на штурм. На стене забухали пушки, снося картечью целые отряды. Но восставших было слишком много. Отравленные ударными дозами наркотика, они лезли и дохли, дохли и лезли.

Юрий не спеша изготовил к выстрелу свое оружие.

– Давай, родной, – торопил его я. – Давай. Тебя девки за это любили. Ты сладко ел, сладко спал. Выполни долг свой, боярин.

– Не причитай, пацан, – оборвал он меня. – Сейчас дам сигнал и стрельну. У меня с машинкой в последнее время нелады. Ты отойди подальше.

Дуболомов снял с плеча рог и затрубил, предупреждая, что сейчас будет выстрел из оружия Пророка. Кроссполяризатора у меня не было, и я счел за лучшее лечь, прикрыв глаза руками.

Точно тяжелый вздох прокатился над землей. Обжигающий жар коснулся тела. Мне показалось, что сейчас на мне загорится амуниция, а в разгрузке начнут рваться патроны. Я вскочил, дрыгая ошпаренными руками и ногами.