Прошито насквозь. Прага и Будапешт. 1970

Будапешт оказался больше и красивее, чем он предполагал. С тех пор, как он поселился в Праге, ему не хотелось никуда выбираться, и он не выезжал за пределы своего города. В Чехословакии все было по-другому, и он привык к устоявшемуся укладу.

Улицы и дороги Будапешта были другими, а мост через широкий и искрившийся в темноте Дунай покорил его своей величественностью. Адам разглядывал улицы Буды, думая, что возможно, проезжает по улицам, по которым Ева ходила сегодня днем или бегала еще девчонкой. Он пытался представить ее ребенком. Проезжая мимо булочной, он воображал, что, будучи школьницей, она покупала там выпечку по дороге домой. Или относила свои туфельки к сапожнику, лавка которого осталась позади. Или сидела на стенах летнего кинотеатра, пролетевшего за окном.

Он уехал не слишком далеко от Праги, но ему казалось, что он открыл для себя новую планету. Мир оказался огромнее, чем он мог предполагать. Сознание, заключенное в ограниченное пространство лагеря, теперь вырвалось на волю, и Адам досадовал на себя за то, что так долго заставлял себя жить в тени собственных страхов и предрассудков. Тысячи других счастливцев, покинувших стены лагерей, продолжали жить и трудиться, как обычные люди. Пора бы и ему пересилить себя и позволить себе стать свободным.

Вся поэзия закончилась, когда таксист сообщил, что они прибыли на место. Третий район, где жила Ева, выглядел не слишком гостеприимно, но здесь было тихо и спокойно. Адам подошел к двери и постучался, решив не пользоваться звонком.

Дверь ему открыл Матьяс.

– Кто вы? – хмуря брови, спросил он.

– Я ищу Еву. Она живет здесь? Меня зовут Адам, я хотел бы с ней поговорить.

Матьяс даже сделал шаг назад, оглядывая Адама с ног до головы. По этому оценивающему и придирчивому взгляду Адам понял, что встретился с мужем Евы. Она говорила, что этот человек умер, и у него не было причин сомневаться в ее словах, но мужчина, открывший дверь, смотрел на него, как на соперника. Все было ясно без лишних вопросов.

– Вы ее супруг?

– Значит, вот какой вы, Адам. Евы здесь нет, но я надеюсь, что вы поговорите со мной. Все-таки я еще ее муж, и имею право знать, с кем она мне изменила.

Адам кивнул и прошел в дом. Пришлось смириться с тем, что сегодня он с Евой встретиться не сможет.

Матьяс провел его в комнату, где расположился на диване и жестом пригласил Адама присоединиться.

– Ева хочет развода, – сообщил он. – Она больше меня не любит. Наверное, за это я должен сказать спасибо вам. Я прав?

– Я не знаю, – честно ответил Адам. – Правда, я не знаю.

– Вы были с ней близки? Занимались сексом? Спали вместе или просто спаривались и расходились? Или вообще жили в одной квартире?

К такой беседе следовало бы подготовиться заранее. Сейчас Адам не знал, что должен ответить. Да и стоило ли вообще что-то говорить?

– Ну же, отвечайте, я ведь ее законный супруг. Что такого вы делали с ней, что она готова бросить все и наплевать на всех ради вас? Кстати, то кольцо отправил я. Может быть, мы и разведемся, но пока мы еще связаны с ней, я предпочел бы, чтобы у нее было только мое кольцо. Другие она будет надевать, когда разведемся.

– Ева не надевала мое кольцо, она просто носила его с собой, – заметил Адам.

– Начхать. Никаких колец от чужих мужиков, пока мы еще муж и жена. Ну а вы зачем прикатили? Перепугались, что она вас оставила? Она не такая. Если решила что-то, то будет идти до конца, пока не помрет к чертовой матери. Чтобы с ней справиться нужно немало сил. Вы настолько сильны? Ты настолько силен, чтобы справиться с ней?

Адам расстегнул манжеты и две первые пуговицы под воротником рубашки, а затем вытащил из кармана пачку сигарет, которые купил еще на вокзале.

– Можно я закурю?

– Валяй, все равно я скоро продам эту мебель каким-нибудь алкоголикам.

Он закурил и прикрыл глаза, а потом сказал:

– Я не собираюсь с ней справляться, я хочу просто любить ее.

Рукав спал и собрался в складки у локтя, открывая предплечье, и Матьяс увидел синеватые цифры. Ему удалось сделать вид, что он ничего не заметил, но Адам уже понял, что часть его прошлого и здесь успела выскользнуть наружу.

– Любить… красивое слово, только вряд ли она позволит себя любить.

– Я могу любить и на расстоянии.

Матьяс протянул ему руку, и Адам без слов вынул еще одну сигарету, правильно истолковав этот жест. Теперь они дымили уже вдвоем.

– А какой толк от такой любви? Ты же зачем-то приехал в такую даль, а мог бы просто усесться со своим кольцом и любить ее на расстоянии, как ты говоришь. Это было бы проще.

Адам дернул подбородком и подался вперед, положив локти на расставленные колени.

Стоило ли объяснять этому незнакомому человеку, что он и так слишком во многом себе отказывал и старался стать кем-то другим почти всю жизнь? Он думал о том, что все еще находился в концлагере вплоть до встречи с Евой. Он сам запер себя в эту тюрьму, где продолжал страдать от вымышленной безысходности и изображать жертву чужих предубеждений, хотя на самом деле был своей собственной жертвой.