Прошлое и будущее

Именно в Бразилии, где меня попросили провести благотворительный гала — концерт в рамках гуманитарного мероприятия, проводимого женой президента Кубичека, мне пришла в голову идея сольного вечера. За пианино у меня был Жак Лусье, контрабас — Франсуа Рабба, ударные — Виктор Рабба. Жак, который хотел испробовать новую форму работы, поскольку собирался перейти к сольной карьере, предложил мне вариант «Play Bach»[45] — сыграть Баха в современной, джазовой обработке. Это выступление стало нашим общим успехом. Я с тех пор решил проводить сольные концерты, а Жак Лусье со своим «Сыграем Баха» сделал мировую карьеру.

Выступая в бразильском кабаре «Мачадо», я обратил внимание на роскошную молодую женщину и постарался сделать так, чтобы меня ей представили. После спектакля она подсела к нашему столику, но все попытки наладить общение были напрасны: она не говорила ни по — французски, ни по — английски, ни даже по — испански, а я, кроме cafezinio и muite obrigado[46]

, не знал ни слова по — португальски. Но у любви есть свой тайный язык, который не нуждается в словах. За те несколько недель, что я пробыл в Рио, мы с Мадлен — так ее звали — пережили волшебное любовное приключение. Закончив выступление в «Копакабана Палас», я каждый вечер шел в кабаре, где она выступала, и сидел там до окончания ее работы. Снова приехав в Бразилию годы спустя, я узнал, что она некоторое время была подругой одного высокопоставленного государственного чиновника и однажды, одному Богу известно по какой причине, покончила с собой.

Мы пережили счастливые мгновенья,Мы пережили долгие мгновенья,Безумные радости, странные муки,Когда были вместе.

Амалия

Мне всегда нравилось работать в Бельгии, будь то Валлония, Брюссель или Антверпен. Я люблю публику этой страны, которая «усыновляет» тебя безо всяких церемоний. Обожаю их угря в зелени, их прекрасное пиво — это веселая страна, и я счастлив, когда мне иногда случается там бывать. Именно в Бельгии, в Кнокке — Ле — Зуте, я испытал одно из самых глубоких творческих потрясений, и это чувство, к счастью, оказалось взаимным. Однажды вечером я пришел в зал казино немного раньше своего выхода и смог увидеть номер, который предшествовал моему выступлению. Пела уникальная исполнительница фадо[47], наделенная яркой индивидуальностью, совершенно непохожая на Эдит Пиаф, и в то же время очень близкая ей по умению воздействовать на публику, умению покорить ее. Хотя она пела на незнакомом языке, мы все были очарованы. После спектакля хозяин казино месье Нелленс, пригласил нас обоих поужинать вместе, и там очарование продлилось. На следующий день она специально пришла на мой спектакль, затем мы отправились в бистро, где было фортепьяно, и, не переставая, пели почти всю ночь. На следующий день ей надо было уезжать в Монте — Карло на гала- концерт. Расставаться было трудно, но, чтобы не потерять друг друга из виду, я предложил ей вести первую часть моего концерта в Зимнем дворце Лиона.

По ее просьбе я сочинил песню, в которой переплетались трагизм и страсть.

Ах, я хочу умереть за тебяВ тот момент, когда меня коснется твоя рука,Оставить свою жизнь у тебя на плече

И под звук твоего голосаЗаснуть в обнимку со своим счастьем.Ах, я хочу умереть от любви,Отдать тебе последний миг жизниИ без сожалений покинуть мир,

Унося с собой воспоминаниеОб этих счастливых днях.

Это было немного в духе фадо, драматично и возвышенно, поэтому очень хорошо сочеталось с ее образом.

То, что она спела эти строки, стало для меня самым большим подарком. Амалия Родригес! Я говорю сейчас именно о ней. Мы оставались друзьями до того самого дня, когда она покинула нас. За несколько недель до ее кончины мне посчастливилось еще раз ужинать с ней, мы говорили обо всем и ни о чем — о фадо, о прошлом и о той полудружбе — полувлюблен- ности, что одно время нас связывала.

Лайза