Читаем Проспект Коровицына полностью

Проспект Коровицына

Автобиографическая повесть охватывает преимущественно период с 1984 по 1991-й, годы, которые окрестили «Перестройкой».Содержит нецензурную брань.

Михаил Сарбучев

Документальное18+

Михаил Сарбучев

Проспект Коровицына

Моему другу Володе Сапунову,

павшего жертвой COVID-фашистов


Ненавижу 80-е. Десятилетие запретов, лжи, тотальной гебешной прессухи и страха за близких. Ненавижу КГБ и их партийных хозяев, которые никуда не делись, верно, зато пули сегодня летают уже в обе стороны, – одно это способно вдохновить. А еще больше ненавижу себя, потратившего эти годы впустую, и вовремя не понявшего, с кем я имею дело. Поэтому у меня нет претензий ни к потраченному времени, ни к гебне. А вот к тем, кто по сей день напоминает мне про ДК, есть, – и я вижу здесь типичную мусарскую разводку на предмет сегодняшних моих занятий. – Чем? – А кому какое до этого дело? Да и сам по себе этот винил – разве не будет он памятником этому позорному десятилетию?

Сергей Жариков «ДК»


Добротный и торжественный Кутузовский проспект, одно из немногих мест в Москве, где пейзаж представляет собой не хаотичное нагромождение «площадей», а выверенный городской архитектурный ансамбль. Здесь, как и почти везде в Москве, не обошлось без эклектики, но это та самая эклектика, за которой стоит История. Взять хотя бы так называемые «архитектурные излишества». В точке, где проспект пересекает ТТК, внимательный наблюдатель заметит как проходит граница эпох. Четная сторона строилась еще когда сталинское барокко считалось образцом, а нечетная сохранила лишь металлические арматурные каркасы будущих бетонных украшений, которые так и не стали настоящими. Они ржавеют до сих пор, открытые всем ветрам. Дальше, за Парком Победы, все это заканчивается. Там опять начинаются безликие, блочные коробки, квадратные метры, жилье, за которым стоят в очереди.

Какое же нелепое название у проспекта – Кутузовский!

Вотчина советских генсеков, и причем здесь, спрашивается, чудо-богатыри, в клубах порохового дыма ощетинившиеся штыками каре против конницы Коленкура! Нет, все эти улицы Дениса Давыдова, Барклая, Неверовского, Генерала Ермолова выглядят, как на корове седло. При чем здесь вообще весь этот 1812–й год, изящный и утонченный?

По этому асфальту каждую ночь перед рассветом петляют, постоянно меняясь друг с другом, два черных Паккарда, несущихся в сторону Ближней дачи, а на припорошенном снегом тротуаре перед небоскребом-свечкой a`la Гавана лежит, истекая кровью, еще не остывший труп первого секретаря Киевского райкома Александра Коровицына. Что из того, что, тогда это назывался не Новый Арбат, а Проспект Калинина? Да он и сейчас остался проспектом Калинина, поскольку никакого «нового» Арбата быть в природе не может. Он либо Арбат, либо…

И не спрятать за трусливо спиленной мемориальной доской присутствие дорогого Леонида Ильича! Тем более, что его преемник все еще продолжает сверлить своим пристально-чекистским взглядом окружающее пространство. Он знает, откуда исходит угроза миру, он ведает, он ждет, что однажды на разделительную приземлится «Боинг» и из него выпорхнет Саманта Смит, и он, бронзовый, сойдет к ней и обнимет, и побегут к ним пионеры с красными гвоздиками.

Здесь время течет по-особому. Даже солнце отличается от всего, что я когда-либо где-то видел. Оно, похожее на кипящий яичный желток, висит над крышами и медленно спускается куда-то в сторону Рублевки. И надпись «Слава КПСС!», сохранившаяся чуть ли не до нынешних дней, на Филевском хладокомбинате постепенно чернеет, становится зловещей на фоне оранжево-красных облаков.

1986 год. Мы стоим на балконе и смотрим на нее каждый вечер. Мы понимаем, что наша мечта, как и все мечты, очень хрупка, что у этого монстра, который лежит под ногами и по чешуе которого мы ходим и который нас снисходительно не замечает, очень много сил. Он практически всемогущ и всесилен, и то, что какая-то пешка выпала из окна и закатилась, затерялась в траве – он даже не заметит, и должно произойти чудо, чтобы мы со своими потертыми гитарами оказались хоть где-то, кроме сцены Красного уголка ЖЭКа №9.

Сейчас всякие дешевые тролли рассказывают нам о тех временах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное