Читаем Проспект Коровицына полностью

И все-таки это был хороший год. Год какого-то таинственного оптимизма, год надежд на перемены. Не 1985-й! Нет! Горбачев был уже реакцией системы на эти надежды, на упрямую убежденность, что по-старому уже не будет. Возможно, это касалось все только одного меня – я был молод, влюблен, увлечен познанием нового – литература, театр, музыка. Хотя, пожалуй музыкой сейчас это и не назовешь – некий коллектив друзей в формате современного Comedy-Club. Назывался он DА-DА. Упорно настаивая на приоритете музыкальной составляющей, мы объявляли его как ВИА. Единственным, кто в нем имел хоть какое-то отношение к музыке, был наш одноклассник Сережа Гурин, который, как и положено приличному еврейскому мальчику, освоил курс музыкальной школы по классу фортепьяно и пошел несколько дальше – умел играть джаз и импровизировать. В его доме водились пластинки Рэя Чарльза и Иегуди Менухина. Остальные – как положено 2 аккорда – ритм гитара 3 – соло. Ты (я) – ничего не умеешь – будешь по табуретке стучать (барабанщик).

На дискотеке круто было запустить «Примус», особенно «Девочка сегодня в баре». Это считалось фрондой. Хотя, по здравому размышлению – что в ней такого? – рифмованный фельетон из «Московского комсомольца» о моральном разложении отдельных представителей советской молодежи, которые под буржуазный рок-н-ролл употребляют спиртные напитки и даже…даже…даже, может быть отчасти… иногда… бывает… занимаются СЕКСОМ! А-а-а-а-а!!! Вот будь эта песня на 5 лет раньше – так бы ее и восприняли, а тут… «мама, держись! Папа – дрожи-и-и-и!!» Да это же настоящая угроза! И зал подхватывал.

Тогда же в обороте появился знаменитый список запрещенных групп, который я, как самый главный монстр машинописи (а пишущая машинка у меня была со 2-го класса) тиражировал под копирку. Так и засели эти странные названия «Немецко-американская дружба» «Немецко-польская агрессия» «Денеш Моц» (видимо перевранный при многократном копировании Depeche Mode) до сих пор не могу понять почему список запрещенных групп считался секретным. Это такое «забыть Герострата» вернее, как бы НЕ ЗАБЫТЬ Герострата? Ну да ладно.

Вопрос – а почему «DA-DA»? Это уже потом мы как-то приклеили себя к футуристам и вроде как даже пытались что-то в этом ключе творить. Но изначально название родилось из припева песни на 2,5 аккорда, очень нудно и монотонно рефреном пелось «да, да-да; да, да-да».


Однажды в пустыне я встретил ежа

А еж

Улыбну-у-у-улся

И ушел, не спеша.

Чуть дыша!

Да, да-да..


Куплетов в этой «Песне путника» было бесконечное число, некоторые содержали даже настоящий мат:

«Однажды в пустыне

Я встретил манду

Она мне сказала:

«Пошел ты в п…!!

Туда, да-да,

да да-да».


Это нам давало основания причислять себя к панк-культуре. Русский рок, в нашей семиосфере тоже присутствовал, но больше как некая легенда. Что вот, мол такое тоже ЕСТЬ. Где-то, совсем близко, но почти такое же и еще даже круче. Ходили слухи, что есть такая группа «ДК», а в ней есть некий Свинья, любимым приколом которого было прийти в общество, насрать в тарелку и есть собственное говно на глазах у изумленной публики. Настоящий панк, до которого нам работать и работать! Записи настоящих советских панков, которые случайно удавалось послушать, были такого чудовищного качества, что разобрать на них было ничего невозможно. Это была такая любимая игра советских подростков – угадай знакомый текст по кассете. Кому текст был знаком – те испытывали счастье от того, что услышанные хрипы и шумы совпадали с записанным в оперативной памяти мозга.

О панк-культуре стоит сказать особо. Где-то за год-полтора до этого на одном из родительских собраний было со всей серьезностью объявлено, что появились какие-то панк`и (ударение именно на последнем слоге), которые все фашисты (вот никуда без них!) и все это, естественно, очень плохо. Ну, а раз оно плохо для них, стало быть хорошо для нас.

Так у нас появилось, собственно, как у всех советских, два варианта всего – один «официальный», где вроде как бессмысленный набор слов, а другой «настоящий», без цензурных купюр, где упоминался, или во всяком случае подразумевался и секс, и менструация, ну прямо, как у Rolling Stones. Первая, более-менее причесанная версия стала школьной самодеятельностью – вторая расходилась на кассетах с качеством записи еще хуже ДК. Так к выпускному классу мы могли похвастаться тем, что собирали аншлаг в школьном актовом зале. Однажды мы перегнули палку. Это была длинная серия абсурдистских скетчей, которые мы между собой с легкой руки нашего лидера Геры Батасова называли «пантомимами», перемежающаяся музыкальными номерами, условно называвшаяся «программа «Время».

На сцене стоит стол, на нем рамка от телевизора. Из угла сцены появляется Илюха Аверьянов – ведущий. Со свечкой – ну, понятное дело, темно же! Он подходит к «экрану», садится за стол, некоторое время копается в бумагах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное