«Особенно, мне кажется, – пишет он, – внимательно нужно просмотреть все. Что вы рассказываете о собственной жизни. Лучше здесь опустить все не так значительное, и все, что может подавать повод к какому-нибудь соблазну или глумлению. К откровенной общественной исповеди у нас мало привыкли, и исповедь в автобиографии живого человека принимается совсем иначе, чем исповедь, например, в посмертных записках. На людей серьезных и искренних ваши признания конечно подействуют назидательно, но на большинство читателей как бы они не произвели другого впечатления! Нельзя не принять во внимание того, что у вас есть немало литературных и общественных неблагоприятелей, а еще более у нас есть много людей, готовых поглумиться при всяком удобном случае, хотя бы над самым искренним и глубоким убеждением сердца. Не нужно, конечно, смущаться людскими толками и глумлениями, но нужно и со своей стороны предотвращать все, что может подать повод к соблазну, особенно там, где дело идет о самых глубоких основах и самых высоких чаяниях жизни».
«Случаи и наблюдения над собой, – пишет другой рецензент, – могут подать повод к великим глумлениям со стороны фельетонных борзописцев и тому подобной братии, а это было бы крайне прискорбно и больно для всех друзей всякого честного дела, для каждого, кто дорожит интересами религиозными, общественными, народными».
Принимая советы, я сделал несколько исключений в этом отделении книжки, но скажу вообще, что будущие глумления нисколько меня не смущают, как не смущали прошедшие. Они посыплются, я уверен, в обилии, и доставят мне удовольствие, послужа для меня доказательством, что в книжке ощутителен ладан.
Мне остается объяснится еще с нашими нигилистами. Пишучи это послесловие в спокойном расположении духа, я готов извиниться пред ними в некоторых резких выражениях, и привести им в оправдание старинную нашу пословицу, что на брань слово купится. Я, впрочем, готов, даже признать их хорошую сторону; они безпокоятся о чем-то, чего-то желают, о чем-то заботятся, в противоположность равнодушию, безпечности, застою большинства. Вооружаясь против них, я вместе с тем искренно жалею об них, и, допуская их ревность, благонамеренность, огорчаюсь, что они способности свои употребляют не на пользу, а во вред себе и другим, вред, который они могут осязать, кажется, ежедневно, в известиях газет, приносимых со всех сторон России.
Во всяком случае мне очень жаль, что, переписывая и разбирая мои лоскутки под впечатлениями минуты, я вставлял шутливые, а иногда бранные выходки против нигилистов, чем вероятно и повредил основному тексту, развлекая читателя. При втором издании я очищу первую часть от этих выходок, и составлю из них особенное целое, посвященное злобе дня (что теперь и исполняется).
В приложениях я намерен был сначала поместить разбор, написанный мной, системы Дарвиновой, которая сводит с ума часть нашей интеллигентной (?) толпы, но получить от одного почтенного естествоиспытателя, которому отдавал его на рассмотрение, возражения, требующие от меня ответа. Не имея ни времени, ни расположения, написать его теперь, я отлагаю печатание моего разбора вместе с возражениями и объяснениями до другого издания[241]
.Заключу молитвой, которую воспевает в нынешний день Святая церковь:
Биографический справочник некоторых лиц, упоминаемых в книге «Простая речь о мудреных вещах»
Погодин Михаил Петрович
(1800–1875) – русский историк, археолог, публицист, писатель, издатель известных литературных журналов и альманахов. Родился в семье крепостного крестьянина. В 1806 г. вся семья Погодиных получила волю. В четырнадцатилетнем возрасте поступил в гимназию, а после ее окончания, в 1818 г. – на словесное отделение Московского университета. В 1821 году Погодин успешно закончил университет и посвятил себя педагогической деятельности. Начав в 1825 году с должности преподавателя всеобщей истории при Московском университете, он достиг вершин университетской карьеры: в 1825 году защитил магистерскую диссертацию «О происхождении Руси», с начала 1830-х, в должности профессора, возглавил кафедру русской истории, а в 1841 стал академиком. К числу его учеников принадлежат С.М. Соловьев, И.Д. Беляев, археографы Н.В. Калачев, А.Ф. Бычков.