Простая речь о мудреных вещах

Это – собрание заметок, в разные времена, при разных случаях, среди чтения и размышления, внушенных простым здравым смыслом, до какой степени он достиг в авторе своего развития. Это – мысли, проблески, выходки, вспышки, вопли. Записывая, я не помышлял, что когда-нибудь буду печатать их в первоначальном виде, пущу в свет, так сказать, «как мать родила», и только в виду пагубного поветрия, заражающего, час от часу более, нашу злополучную молодежь, – в надежде принести ей пользу, решился я передать читателям свои заметки, оставляя на них, в доказательство их совершенной независимости и свободы от всякого внешнего предназначения, печать их разнообразного происхождения.

Смотря с этой точки на книжку, читатель поймет, почему иногда многие стороны, прикосновенные к тому или другому вопросу, оставлены как будто без внимания; почему нет иногда нужной последовательности между мыслями и их группами; почему встречаются по местам пробелы;

почему, при рассуждении о том или другом предмете, не указаны известные подтверждения или опровержения; почему примечаются многие неровности в языке и в тоне.

Заметки принадлежат к сорока с лишком годам: немудрено оказаться в них различиям всякого рода! Каждая заметка есть особое целое, хотя очень малое, вроде атома: одна заключает утверждение, другая вопрос, третья сомнение, недоумение, ответ. Одна записана в спокойном расположении духа, другая в сердцах, третья была следствием негодования. В одних заметках заключаются мысли автора, в других предполагаются возражения противников. Порознь могут иные подвергаться всяким толкованиям, но в совокупности передают, надеюсь, ясно образ мыслей автора, который отстранит всякое недоразумение, и определит смысл, в каком должна быть принимаема та или другая двусмысленность, или неясность, исправит неправильность.

Касательно общих замечаний, полученных мной от моих почтенных рецензентов, кроме частных, выше изложенных в дополнениях, должен я объяснить следующее.

Мои рецензенты – богословы, философы, ученые и неученые – стоят каждый на своей точке и предъявляют требования иногда совершенно противоположные.

Начинаю с духовных.

Духовные рецензенты, привыкшие к строгому догматизму, к юридической отчетности, к форме силлогистической, со всегдашним опасением ответственности, никак не могут иметь постоянно в виду, с одной стороны происхождение моей книжки, с другой – цель ее, и потому предъявляют иногда требования, от исполнения которых я отказался в самом вступлении, – некоторые мысли отвергают, как не вполне доказанные, или неясно выраженные, – или требуют немедленных ответов на тот или другой вопрос, разрешенный только впоследствии.

(Это произошло, впрочем, отчасти потому, что книга доставлялась им по листам).

Постараюсь здесь объяснить их недоразумения, предполагая, что таковые могут встретиться и у читателей.

«Что касается размышлений о религиозных предметах, – говорит один рецензент, – то в них есть много неточного, сбивчивого, непоследовательного, даже неверного».

«Некоторые вопросы вместо успокоения, – говорит другой рецензент, – могут наводить сомнение и производить противоположное цели действие».

«Со с. 27 начинается, – говорит третий, – самая речь о мудреных вещах. На первом месте стоит трактат о бытии. Жаль, что в присланных листах не доведен до конца. Вероятно, в конце его будут выводы, какие должны следовать из набросанных мыслей и выражений. Но если они не предполагаются (что, однако ж, я не думаю), то набросанные мысли и выражения произведут какое-то скептическое настроение. Положим, человек умом своим понять и объяснить не может, как он существует, как произошел, как произошли и существуют миры, целая вселенная; положим, все гипотезы и теории, придуманные человеческим умом, не разрешают вопроса о бытии, и только рождают вопросы, но для человека должен быть подан откуда-нибудь свет, при помощи коего он получает возможное познание о вещах. Вероятно, дальше будет это сказано».

Один из моих старинных друзей, многоуважаемый С.А.М., отнесся к этим вопросам даже еще строже, и требовал их исключения.

О первом общем осуждении позволяю себе думать: так, может быть, имеет право сказать наука? Богословие, но в моей книжке излагаются мысли светского человека, которые представляются уму в естественном его положении. Науке богословской они могут служить примером возникновения мыслей у мирян, – даже полезным указанием, что она должна иметь в виду для вразумления несведущих и назидания оглашенных, иже к просвещению.