Прости. Забудь. Прощай

— Кто ты, клоун? — спросил мужчина.

— Я не понимаю, — ответил, выплевывая зубную крошку, Олег. — Что

вам надо?

— Не понимаешь? От тебя Машкиными духами несет, а морда от по-мады на мухомор похожа. Теперь понятно?

— Где Маша? — выдохнул Олег

— Соскучился, любовничек?

— Где Маша? — повторил он опять, тяжело дыша. — Что с ней?

72

— Смотри-ка какой. А что? Так даже интересней. Позовите ее! — отдал

он приказ. — А сами выйдите. Все.

Через несколько минут за спиной Олега с металлическим лязгом открылась дверь, и кто-то тихо шагнул в помещение.

— Иди сюда, — строго приказал мужчина, обращаясь к тому, кто вошел.

И тут Олег увидел Машеньку. Она была одета в длинное черное платье и куталась в роскошную шаль с вышитыми на ней лотосами. Подойдя к

мужчине, робко встала перед ним и опустила голову.

— Прости меня, Мирон. Между нами ничего не было.

Было видно, как меняется выражение лица у того, кого она назвала

Мироном, как начинает вздыматься его грудь, как наливается кровью его лицо…

— Чего тебе не хватает, дура? — выдавил он сквозь зубы, с каждым словом повышая голос. — За старое???

Мускулы на его теле напряглись, и он закричал в ярости:

— Я же тебя предупреждал! Кто этот придурок?

— Мы переписывались по Интернету. Ты же знаешь, как мне здесь скучно. Ты всегда занят, а что мне остается? За границу без себя не пускаешь. Вот

я и развлекалась. Брала письма из Ольгиных тетрадей, отправляла от себя и

смотрела, что получится. Он влюбился и вот прикатил, придурок. Олег… скажи, что между нами ничего не было. Скажи …

Мирон прорычал:

— Хочешь, чтобы я поверил, что вы альбомы с марками в лесу рассматривали? Я не люблю гадать. Было или не было… Забыла, что обещала

мне, когда я тебя в прошлом году поймал, а? А этот живучий оказался, крепче

предыдущего. Тот и половины не выдержал, Помнишь его, тварь?

Мирон достал из заднего кармана джинсов фотографию и поднес ее к

Машиному лицу. Она вскрикнула так громко, что у Олега стало больно в ушах.

— Ты же сказал, что отпустил его!

— Отпустил, отпустил. Ага. Узнала? Какая же ты дура, жена! Думала, мне не доложат?

— Бывшая жена, — тихо выдавил из себя Олег. — Вы ведь в разводе.

Мирон застыл на несколько секунд и затем громко рассмеялся.

— Какая бывшая? Это она тебе сказала? Слушай! Ты мне даже настроение поднял. Смотри…

И ткнул в лицо фотографию…

— Вот это — бывший человек. А я муж. Настоящий и законный. Ладно, слушай! — повернулся Мирон к жене. — Вот что я решил! Мне нужно уехать по

делам на пару недель, а дружок твой, тоже скоро бывший, останется здесь. Захочешь отпустить — дело твое, но тогда сама на его месте окажешься. А если

73

решишь, что лучше съездить со мной в Италию, то охранять его будешь, как

свою жизнь. Теперь все в твоих руках.

— Ты что, Мирон! Что он мог бы мне дать? Разве можно сравнивать тебя

и… его. Это было от скуки, ты же понимаешь!

Мирон пристально посмотрел на Олега. В его взгляде сочувствия было

меньше, чем интереса «что будет дальше» у опытного палача перед приведе-нием приговора. Ужас охватил Олега и наполнил такой безысходностью, что

сковал все мысли, кроме одной — кричать от страха.

И Олег закричал. Жутко и протяжно…

— Вот так, — спокойно сказал Мирон. — Пошли отсюда.

Перед тем как закрыть дверь, он выключил свет.

Теперь избитый парень остался в полнейшей темноте.

Охранник Саша раз в день приносил узнику воду и еду с кухни. По собственной инициативе он бросил на пол матрас, поставил в одном из углов ведро

и уходя, не выключал свет. Ему, пережившему чеченский плен хорошо были

знакомо все связанное с подобным положением, но делал он это для пленника

не потому, что считал себя добрым, а из чувства справедливости. Поэтому в

бессмысленные разговоры с заключенным не вступал и один раз даже пнул

парня, чтобы тот перестал задавать вопросы.

Олег лежал на матрасе, заложив руки за голову. Шок и отчаяние первых двух дней сменили более рациональные мысли о проблемах и нуждах его

положения, шансах на спасение и о том, что можно для этого предпринять.

Иначе, без сомнения, его ждет участь… несчастного с фотографии. О Маше он

вспоминал с внутренним содроганием, как о чем-то омерзительном. Она — это

жестокая и бесчувственная Клеопатра, «черная вдова», пожирающая своего супруга. В другой ситуации он развил бы эту мысль и дал фантазии бежать далеко

впереди, но сейчас ему было не до этого…

— Маша! Я приехала забрать свои личные вещи и еще кое-что из мами-ного, если ты не возражаешь.

Две женщины, похожие, как две белые розы с одного куста, неприяз-ненно смотрели друг на друга с расстояния дуэльного выстрела.

— За целый год не успокоилась! Злопамятная ты у меня, Оленька! А

такой добренькой притворяешься, сестричка.

— Я не хочу возвращаться к этой теме. Не для этого приехала. Маму не

вернешь! Ольга стала собирать вещи, не складывая: просто бросала их в сумку.

Явно в поисках чего-то она открывала в письменном столе ящик за ящиком.

74

— Не это ищешь? — спросила насмешливо Мария, доставая из секре-тера пачку тетрадей. — Я тут с одним донкихотом по проводам познакомилась.

Целые страницы из твоих сочинений передирала. Я ему — твой стишок, а он мне