Простить и поверить (СИ)

Во-вторых, ее раздражала их аморфность. Все как один, они предоставляли именно Лене право принимать решения и даже их предлагать, действуя так, несомненно, исключительно из джентльменских побуждений, но Лене эти побуждения стояли поперек горла. Она достаточно наруководилась в собственной жизни, чтобы брать на себя дополнительную обузу в виде безотказного партнера, и хотела хоть иногда передышки. Когда бы ей говорили, что нужно сделать, и объясняли, где она не права. И брали на себя ответственность за выбор.

Ну и в-третьих, никого из них Лена не желала. Тело было глухо к ласкам, и ни разу страсть так не затопляла мозг, чтобы ни о чем не думать и жить только ощущениями. Ни разу не было так хорошо, чтобы от любой паузы становилось больно. Ни разу не возникало желание плюхнуться в омут, забыв о сомнениях и приличиях, потому что омута тоже не было.

Двенадцать лет Лена жила головой. Пока снова не встретила Димку Корнилова и не поняла, как должно быть по-настоящему. Когда и омут, и ответственность, и непредсказуемость. И, кажется, то единственное настоящее, которое сберегла для нее судьба. И в котором было место только одному человеку.

И Лена не имела права повторить свою же ошибку.

Плевать на разность в образовании: разве Димка не доказал, что он не только не глупее Лены, но во многом умнее и опытнее? Плевать на умные разговоры: Лена смеялась над Димкиными шутками и именно так хотела проводить свободное время. Плевать на то, что он работал у нее охранником: ей ни разу не было стыдно рядом с ним. А еще она чувствовала себя защищенной и по шальному счастливой.

И назвала его закомплексованным болваном.

Да, Черемных, ты на самом деле умеешь только разрушать. Странно, что Димка все еще не послал тебя со всеми твоими закидонами и расследованиями ровно туда, где тебе место.

Или все-таки послал?

Ночь прошла в полусне-полуанализе, и утром Лене пришлось признать, что она так и не сумела разгадать основную загадку и не имела ни единой хоть сколько-нибудь здравой версии относительно происхождения деталей и суммы их стоимости. Зато в предоставленном ей наконец Милосердовым табеле учета рабочего времени первым же взглядом нашла ошибку.

— Почему у Корнилова сегодня стоят рабочие сутки? Он же вчера отработал, — прямо спросила она у не успевшего откланяться Николая Борисовича. Тот снова подошел к ее столу и внимательно посмотрел бумаги, словно видел их впервые. Потом улыбнулся.

— А, так это Дуденко еще в прошлом месяце предупреждал, что ему сегодня надо день на свадьбу к племяннику съездить, — сообщил он и вернул листок Лене. — Я Дмитрия на подмену и написал. А свадьба в итоге расстроилась, молодые что-то там не поделили, вот и пропали даром мои старания. А ведомость забыл переделать. Но по количеству дней все точно, Леночка, даже не сомневайся!

Лена покачала головой, но делать из мухи слона не стала. В конце концов, ее интересовал не сегодняшний день, а тот, когда в приходной ведомости появились детали к Рендж Роверу. Она разыскала среди нескольких листков табель за март и с удовлетворением обнаружила напротив искомого числа имя Радика.

Значит, Кириллу не послышалось, и он действительно слышал именно его голос. И Радик, несомненно, должен знать, что это за детали и откуда они взялись. Так что зря Димка говорил, что с механиками нет смысла об этом разговаривать. Очень даже есть. Надо только найти правильный подход и придумать правильные вопросы.

Лена опустила взгляд в табель и еще раз нашла тот самый день и имя Радика. А следом с удивлением обнаружила под ним и Димкину фамилию. Он же сказал, что в тот день не работал! Неужели соврал? Или тоже что-то перепутал?

В груди противно заскреблись сомнения и просочилось предчувствие неприятностей. В охватившем смятении Лена еще несколько раз пробежалась по табелям глазами, потом посмотрела на часы. У Димы как раз заканчивалась смена, и, пока он не пристроился к какому-нибудь механику помогать, Лена набрала его номер.

Голос у Димки был немного удивленный, но Лена до поры не стала ничего объяснять. Только попросила выйти на улицу и сама, собрав все табели, отправилась следом.

— Не хочу, чтобы нас слышали, — пояснила она в ответ на читавшийся в его взоре вопрос. — И так уже судачат почем зря, не хватало еще, чтобы вычислили, чем мы тут занимаемся.

Дима хмыкнул и склонил голову набок.

— То есть сами сплетни тебя совершенно не волнуют? — испытующе поинтересовался он. Лена передернула плечами.

— Нет, Дим, не волнуют, — спокойно ответила она. — Прошли те времена, когда я оглядывалась на всех и каждого. Сейчас есть всего несколько людей, чьим отношением к себе я дорожу. Вот от них услышать осуждение всегда очень больно.