Простить и поверить (СИ)

Подхалимство выиграло для Лены еще час, в течение которого Николай Борисович отчитал снова не вяжущего лыка Михаила, отзвонился с извинениями по задержке с ремонтом какому-то клиенту и поругался с поставщиками, пригрозив найти себе новых, более пунктуальных. После чего снова обратился к Лене.

— Сделайте милость, Елена Владимировна, снимите с меня эту обязанность быть вашим куратором. Если действительно хотите помочь, съездите в налоговую: мне вчера факс пришел, что там какие-то вопросы возникли. Уверен, ваше образование позволит разобраться с этой проблемой куда быстрее, чем мои семь классов в вечерней школе.

Насчет семи классов он, конечно, придуривался, но факс Лена тоже видела и не имела поводов отказать Николаю Борисовичу в просьбе, если не хотела выдать собственную шпионскую деятельность. Оставалось только пожалеть, что в сервисе сегодня нет Кирилла, который мог бы заступить на Ленино место и вывести Милосердова на чистую воду. Он ради отца глаз бы с него не спустил, но Димку Лена не видела с самого момента их несвоевременной ссоры, а значит, не стоило ждать и его сына. Наверняка они уже дома: сегодня у Кирилла всего три урока. Или, может, забурились в какую-нибудь кафешку, чтобы весело провести время вместе. Или решили использовать погожий майский денек для похода в ЦПКиО — оторваться на новых аттракционах, от которых Лена отказалась. Димка больше ее не приглашал. И вряд ли с ее-то гонором еще когда-нибудь пригласит.

А ведь чего, на самом деле, стоило просто сказать, что она беспокоится за него? Что не хочет ему новых неприятностей? Что он не безразличен ей и она никогда не сможет иначе к нему относиться? Неужели Димка не понял бы и не оценил искренней заботы? Может, и не поддержал бы так, как Лена хотела, но хотя бы не оставил ее одну. И сейчас не пришлось бы судорожно соображать, кого все-таки можно попросить о помощи, чтобы быть уверенной, что ее просьба не будет повернута против нее самой.

Кроме Димки и Кирилла таковых в сервисе не имелось.

В итоге пришлось обходиться полумерами. Лена наказала Милане записывать всех приходящих в сервис, сославшись на задуманную рекламную компанию, а вот от идеи следить за Николаем Борисовичем отказалась: к сожалению, здравых идей на этот счет у нее так и не возникло.

Отъезд в налоговую она отложила до крайнего срока, надеясь все же перехватить хоть какой-нибудь подозрительный разговор Милосердова или лично заметить странного посетителя. Но Николай Борисович был спокоен и безмятежен, радуясь, что «Леночка избавила его от тяжкой повинности», а посетителей, как на притчу, с самого утра не появлялось. Механики валяли дурака, перекидываясь в картишки, и Лена, так и не заметив ничего достойного ее внимания, с тяжелым сердцем покинула сервис.

В душе еще теплилась надежда, что она сумеет быстро решить проблемы с налоговой и вернуться до того, как все темные делишки будут сделаны. Но дотошный сотрудник, вызвавший ее как свидетеля в деле по проверке одного из поставщиков «Автовлада», вымотал ей все нервы, задавая вопросы, на которые она не могла знать ответов. Лене приходилось раз за разом звонить Николаю Борисовичу и консультироваться с ним. А поскольку тому тоже требовалось поднимать бумаги, дело продвигалось до невозможности медленно, и налоговую Лена покинула уже только в девятом часу вечера: уставшая, униженная, разочарованная, злая и до ужаса голодная. Ее гоняли, будто школьницу, не выучившую урок. Ее сервис закрывался через сорок минут, а значит, не стоило больше и думать о том, чтобы именно сегодня раскрыть Милосердова и его шайку. Дома ее ждала одинокая тишина и пустой холодильник, а потому Лена вопреки сегодняшней невезучести решила устроить себе праздник живота и отправилась ужинать в ресторан. Там в ожидании заказа позвонила родителям и проболтала с ними почти час, чувствуя, как от родных теплых голосов развязывается внутри узел, позволяя нормально дышать. Она обожала мамину ненавязчивую заботу и папины необидные подколы, а, сдобренное вкуснейшим салатом и не менее вкусной запеченной рыбой, все это заставило Лену почти забыть неприятности сегодняшнего дня.

Однако под конец разговора папа неожиданно с осторожностью поинтересовался Лениной личной жизнью.

Лена тут же приняла боевую стойку, чувствуя подвох.

— Милосердов звонил-жаловался? — напрямик спросила она, и по ее тону должно было быть ясно, что врать ей не стоит.

— Он не жаловался, Леночка, — возразил отец — мягко, но достаточно настойчиво, чтобы Лена передумала перебивать и возмущаться. — Это я просил его присмотреть за тобой, зная, как зачастую ты увлекаешься и не бережешь себя.

Лена едва не подавилась чаем, которым растягивала удовольствие от ужина. Вот такой подставы она от отца никак не ожидала!

— Пап, мне не семь лет и даже не восемнадцать, чтобы за мной «присматривать»! — высказала-таки свое «фи» она, однако отца это не смутило.

— Ты будешь моей дочерью и в пятьдесят, Леночка, — сообщил он, — а значит, я буду за тебя волноваться и заботиться о тебе.