Просто мы научились жить

– Лена, – начала Валентина Михайловна, – сложившаяся ситуация такова, что коллектив нашего детского дома не хочет дальше работать с тобой вместе. При этом формально я не могу тебя уволить, а сама уйти ты не хочешь. Я вижу тут два пути решения: или мы находим компромисс, в ходе которого ты остаешься, или же нам потребуется убедить тебя в том, что лучшее решение для нас всех – это твой добровольный уход.

Лека дослушала до конца, и только потом встала. Скинула куртку, шапку. И вдруг изящным пируэтом повернулась, запрыгнула бедрами на стол, и ухмыльнулась, исподлобья оглядывая собравшихся.

Задорные чертята заплясали в ее синих глазищах, показывая кулаки и отбивая ногами чечетку.

– Валяйте, – весело сказала Лека, – ищите.

Это было так неожиданно, что присутствующие на несколько секунд потеряли дар речи.

– Лена, что ты себе… – начала, было, Валентина Михайловна, но Лека не дала ей закончить:

– Что я себе позволяю? Это я не себе, это я вам позволяю. Вы что-то говорили о компромиссе? Ищите, я не собираюсь вам мешать.

– Но и помогать не собираешься тоже?

– Нет, – хмыкнула она, продолжая сидеть на столе, – не собираюсь. Это у вас со мной проблемы, а не у меня с вами. Лично меня все устраивает.

– Да как ты смеешь! – Неожиданно сорвалась с места Аллочка, срываясь на крик. – Делаешь вид, что ничего не происходит! На твоем месте я бы давно собрала вещи и ушла отсюда! Будь у тебя хоть остатки совести – ты бы так и сделала.

Лека смотрела на нее во все глаза и тихонько улыбалась. Правым плечом она чувствовала дуновение холодного ветерка из неплотно закрытого окна, и этот холод поддерживал и давал силы.

– Мне жаль, что я тебя разочаровала, – сказала она, – но ты казнишь меня не за то, что я сделала сейчас, а за то, что я сделала когда-то. Та, старая Лека, не имела к тебе никакого отношения, и у тебя нет права осуждать ее.

– Ты скрывала правду!

– Да, – кивнула, – но эта правда не имела и продолжает не иметь к тебе никакого отношения.

– Не хватало еще, чтобы ты и ко мне начала приставать! – Возмущенно выкрикнула Аллочка.

Лека снова усмехнулась, на этот раз грустно.

– За все годы, что мы дружили, у меня бездна возможностей, так? Я не воспользовалась ни одной.

– Я думала, ты другая! А ты наркоманка, проститутка и… и…

– Ну? Продолжай!

Она спрыгнула со своего стола, подошла к Аллочке вплотную и уставилась ей в лицо таким взглядом, после которого в Таганроге обычно начинали бить.

– Давай, говори!

– И лесбиянка! – Закричала Аллочка, покрываясь пунцовыми пятнами.

– Допустим! – Крикнула в ответ Лека. – А теперь ответь мне, милая, каким боком это касается ТЕБЯ? До того, как я тебе рассказала, ты не видела ни малейшего признака ни моей наркомании, ни моей проституции, ни ориентации. И я знаю ответ, можешь не говорить ничего. Ты не можешь простить мне вовсе не все вышеперечисленное! Все гораздо проще. Ты не можешь простить мне то, что я оказалась другой. Не той, которую ты себе навоображала. Небось думала, что меня – такую хорошую девочку – бросил нехороший мальчик, и я из-за этого замкнулась? Или что злые родители выгнали меня из дома? И теперь, когда выяснилось, что все вовсе не так, тяжело признать, что твои фантазии остались всего лишь фантазиями, да?

– Ты меня предала! – Аллочка уже рыдала навзрыд, но никто не вмешивался – все смотрели на нее и Леку молча, подавшись вперед.

– Это ТЫ меня предала! – Рявкнула Лека. – Я думала, мы друзья, а оказалось, что мы друзья только на словах, и только до первых трудностей. Ты забыла все, что было между нами в реальности, и видишь теперь только то, что было со мной до тебя. И знаешь, детка… Мне не нужна твоя дружба. Я хочу чтобы рядом был человек, который будет любить меня такой, какая я есть, а не такой, какой он себе меня придумал. Тебе так хочется, чтобы я ушла? Чтобы не было живого напоминания твоей ошибки, так? Ведь светлая и добрая Аллочка не может дружить с наркоманкой и лесбиянкой – нет-нет, что вы! И наркоманка и лесбиянка должна уйти, чтобы светлая добрая Аллочка сделала вид, что ничего не было, дружбы не было, отношений не было.

Она кричала, видя, как гвоздями впивается каждое слово в Аллочкину душу, с каждым рывком что-то ломая в ней и вызывая новый приступ слез. Но ей не было ее жалко. Она мстила, и была жестока в этой мести.

– И я уйду, – уже спокойно сказала она, запечатывая этим окончательно свою речь, – но не потому, что тебе так хочется все спрятать и забыть. Я ухожу по другой причине. Все эти несколько лет я думала, что если я буду стараться, если я буду хорошей – меня полюбят, и я смогу забыть о старом, и жить как все – нормальной жизнью. А теперь я поняла, что это не сработало. Я – это просто я. Не Леночка, не бутерброд с кремовой розочкой, а просто я. Такая, какая есть. И если такая я вам не нужна – что ж, пойду искать место, где буду нужна. Не стоит ваша нормальная жизнь того, чтобы предавать себя и разукрашивать цветными красками.