Просто мы научились жить

Была суббота, и Леке совершенно нечего было делать. Она по привычке прошла, было, мимо четвертой общаги, но без Женьки там было скучно и грустно, и потому она отправилась дальше – к пятерке. Встретила по дороге Кристину и Толика, и от них узнала, что на «Базе» сегодня дискотека.

– Женька там будет? – Прямо спросила она.

И по тому, как оба разом отвели взгляды, поняла: будет.

– Ну пока, – сказала, и пошла дальше.

Идти или нет? Повидаться, попробовать еще раз, попросить прощения? А за что? За то, что от нее все равно не зависит?

Лека дошла до пятерки, поздоровалась со знакомыми ребятами, сидящими на лавочке у вахты, попросила закурить.

– Портвершок будешь? – Предложил Юра из триста одиннадцатой.

Она присела рядом и глотнула из протянутого стакана.

– На базу идете? – Спросила, закуривая.

– Попозже.

Так – за портвейном и сигаретами – скоротали час. Лека молча слушала рассказ Юры о пересдаче лабораторной, и вяло кивала на особенно экспрессивные высказывания.

С каждым выпитым глотком, росла ее злость, плавно переходя в ярость.

Ну и черт с ней! Пошла она! Если ради того, чтобы не потерять ее дружбу, надо притворяться другой – Лека не будет притворяться! Она такая, какая есть, и иной не будет.

Жизнь продолжается и без Женьки. И найдется еще человек, который полюбит Леку такой, какая она есть.

– Пошли на базу, – сказала она, когда сгустились сумерки и из корпуса «А» донеслись звуки громкой музыки.

Но ребята отказались – у них была еще одна бутылка, и ее общество казалось им более приятным, чем общество однокурсников.

Пошла одна. В вестибюле посмотрела на себя в зеркало, расправила на голове бандану, а на джинсах – рваные дырки, и, кивая на ходу знакомым, отправилась в зал.

В огнях и переливах бахала музыка. Народа было еще мало, и Женьки среди них не было.

Лека пустилась танцевать. Она двигалась быстро, активно и жестко, надеясь таким образом немного выпустить пар и перестать злиться. Какое-то время это работало, а потом, после трека Моби, диджей вдруг поставил «Снайперов». И все изменилось.

Где-то есть корабли… У священной земли.

И горячие губы твои.

Катастрофически тебя не хватает мне,

Жгу электричество, но и не попадаю я

Воздух толчками и пульс нам трещет, та-та.

Пришла Женька. Лека ее не видела в темноте, но знала совершенно точно: она здесь, стоит у входа и тоже вслушивается в эту песню.

Бессилие и горечь затопили ее до самых краев. От несправедливости бытия захотелось упасть на пол и выть, долго и протяжно, как воет на луну волчица, потерявшая детеныша в случайном капкане.

Лека оглянулась. Боль требовала выхода, мечтала о нем, и выход нашелся.

Она подошла к девчонке, имя которой не помнила, но точно знала, что у нее есть парень, и этот парень сейчас здесь. Завязался разговор. Лека улыбалась, подмигивала, и флиртовала. Чертики в ее глазах показывали языки и манили пальчиком.

Лека спиной чувствовала, как нарастает напряжение в этом углу танцпола, затылком ощущала на себе взгляд, но ее было уже не остановить.

Ее ладонь уже лежала на бедре девушки, и смещалась к ягодице, когда напряжение переросло критические размеры, и кто-то сзади схватил ее за плечо.

…Бьет в переносицу, я знаю, все знаю, но

Катастрофически тебя не хватает,

Мне катастрофически тебя не хватает…

Ее били по лицу, она отвечала хлесткими ударами, и плакала, не скрывая слез и радуясь возможности поплакать. Физическая боль будто забивала глубже внутрь боль душевную, и она становилась не такой острой, не такой сильной.

Она смотрела по сторонам в безумной надежде – а вдруг Женьке все же не все равно? Вдруг ей не наплевать и она придет, чтобы ее спасти.

Не пришла. И с привкусом крови на губах, с помрачающимся сознанием, мучительной ясностью пришло осознание, что она не просто не пришла, но и не придет уже никогда, и что ничего уже не изменить и не исправить.

***

Чем отличается чувство вины от чувства стыда? Почему второе по сравнению с первым так ужасно, и так фатально? Потому что чувство вины мы испытываем за поступки, а чувство стыда затрагивает личность. «Я поступил плохо» и «Я плохой». Первое можно исправить. Второе исправить нельзя.

Лека проснулась рано – в череде ужасающих тревожных снов образовалась брешь, и она была счастлива открыть глаза. Ровно секунду, пока сознание не напомнило о том, насколько явь ужаснее и горче.

Она с трудом заставила себя слезть с кровати и сходить в душ. Потом оделась. Долго смотрела сверху вниз на расстёгнутый ремень прежде чем затянуть его на крайнюю дырку.