Читаем Просто жизнь полностью

– Они ещё бы слона в дом привели! Щеночка взять захотели: лохматый, огромный, как будка у нас во дворе, и мордой ко мне лезет. Я шерсть вздыбил, шиплю, предупреждаю, а ему хоть бы хны. Я и прыгнул. А он мордой повёл, словно я мячик какой, вот и пришлось за занавеску уцепиться, а она за растение…


Так вместо того, чтобы этого футболиста наказать, меня в туалете целых два часа продержали. Вот и отомстил, в тапок.

– Тебя заперли за рассыпанную землю?!

– Не совсем… там на полу китайская ваза стояла.


– Ох, Лорд, ты выглядишь вальяжным и рассудительным, даже не подумаешь, что у тебя такая богатая биография. А что теперь? Ты опять чужую еду съел?

– Да куда там?! Меня же, хозяин, только в холодный коридор пускал. Я пытался намекнуть ему, что тоже имею разум, открывая дверь и заходя в комнату поздороваться.

– И что?

– Он ничего не понял, заявил, что я наглый и выставил во двор. А старая, глупая и облезлая Матильда, умеющая только есть, спать и ласкаться к ногам, не понимающая даже, что вверху теплее и можно запрыгнуть на колени, на подоконник или шкаф, живёт у него в квартире.


– Наивный ты, – рассмеялась Мяуня, – сейчас человек выйдет на ежедневную прогулку, и я тебе что-то покажу. Иди за мной.

– Куда ты меня тащишь? Что делать зимой в саду?

– Вон смотри! Видишь?!

– Труба.

– Ниже смотри, на окно второго этажа.

– Кошак какой-то. Получается, что у него и в спальне кошка есть.

– Нет, Лорд, это Матильда и оттуда ей прекрасно видно дорогу к дому, когда человек вернётся, она будет делать вид, что спит на своей подстилке внизу. Люди не любят тех, кто также умён, как они и предпочитают видеть вокруг себя туповатых и нетребовательных.


Железо постфактум


Никому не ведомо где, но когда-то, давным-давно, столько времён назад, что и следы только в пересказах остались, существовал прекрасный сад. Хозяин сада был очень древний и очень мудрый. Но даже его великой мудрости не хватило, чтобы предсказать всех последствий того, что он далее сотворил.


\Так бывает и с нами случается. Вроде и взрослые, и разумные, а порой вытворим такое, что остаётся только удивляться, как оно в голову прийти могло\.


Впрочем, как выглядел хозяин сада и была ли у него голова, а к ней и тело с руками, ногами и прочими привычными нам частями, история умалчивает. А рассказывает она о том, что сотворил он человека, чтобы помогал ухаживать за садом. И отдал в его распоряжение различную живность – бегающую, летающую, ползающую да плавающую.


\Чем рыбы могли помочь в саду не понятно. Ну да мы и не обязаны понимать всё, что делается другими\.


Посмотрел хозяин на свой заповедный сад и на маленького человечка, и решил – не справится, минимум двоих надо бы. Да как-то материала жалко, сам же творил его, силы вкладывал. Ещё раз глянул на предполагаемого помощника: функциональным получился. Четыре ноги позволяли не вытаптывать дуги и не тратить энергии на лишние развороты, четыре руки и четыре глаза могли работать одновременно на двух рабатках или деревьях, а четыре уха легко улавливали звуки с разных направлений.


А что если разделить? – подумал хозяин. – Устойчивость и манёвренность понизятся, зато увеличится скорость обработки информации, вследствие укорочения нервных путей. Сказано – сделано.


\А то, что половинки слегка неодинаковыми вышли, так впервые же. Редко у кого с первого раза всё идеально получается\.


Так и создал он из одного человека двух людей: мужчину и женщину. И работали они в саду, и не заморачивались своими различиями до тех пор, пока не обнаружилась у мужчины волшебная палочка. Случайно обнаружилась, после того как женщина его надгрызенным яблоком угостила.


\Это потом уже, много позже, алхимики причину выяснили, обнаружив в яблоках железо. На металлические гвозди мы все в детстве наступали, так что здесь и без объяснений понятно\.


И понеслось веселье. Бегают люди по саду, прячутся друг от друга, краснея от смущения, ладонями прикрыться пытаются. Да куда там. Рук то всего по две у каждого, а открытых поверхностей много. И как-то всё больше хихикать начинают и всё ближе друг к другу круги наматывают. Того и гляди по кустам вместе шариться начнут.


А хозяину вся эта беготня и прятки зачем?! Он работников творил, а не лицедеев да комедиантов. Посмотрел он на это безобразие, помятые кусты, клумбы, поломанные ветки… спрогнозировал, что может волшебная палочка дальше натворить, да и выкинул людей нафиг из сада, размножаться за его пределами и собственные растения взращивать для пропитания.


/И очень вовремя. Около восьми миллиардов потомков, опираясь на железо и прочие металлы, сейчас, уверенно разрушают Землю и ближайший космос. Только представьте себе, что бы осталось от сада, задержись они там\.


Так ли это было?! Знающий молчит. А до исторических времён дошли только короткие обрывки пересказов из уст в уста.


\Может и иначе. Помню играли мы в детстве в «испорченный телефон». Передавали по цепочке, шёпотом, друг другу на ухо, слово, а потом сверяли первичное и конечное. Смеху то было…\.


Не на всякое тяв


Хозяин разорался так, что в соседних дворах собаки хвосты поджимали.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза