Пространства и смыслы

При всей значимости этих свидетельств противостояние магрибинского города и его окружения, очевидное в источниках, едва ли стоит переоценивать. Общая ограниченность обмена и узость местных рынков Магриба в XIII–XV вв. неминуемо создавали выраженную ориентацию племенных и сельских экономик на близлежащие города. Именно город позволял кочевнику и селянину продать свою продукцию (скот, зерно, овощи, фрукты, шерсть, соль, древесный уголь) и купить изделия ремесленников и привозные товары (инструменты, гончарные изделия, ткани, свечи, гвозди, мыло, чай, сахар и т. п.). Тот же Лев Африканский, описывая летние стоянки арабов-кочевников вокруг Кайруана, примечал, что их приход к стенам города увеличивает нехватку хлеба и воды, зато обеспечивает изобилие мяса и фиников, которые привозят из городов Нумидии[418]. В другом случае, описывая еженедельный базар у стен Мекнеса в Марокко, он сообщает, что там бывает много арабов, живущих по соседству с территорией города. Они пригоняют быков, баранов и других животных, привозят животное масло, шерсть и продают всё это по очень дешёвой цене[419]

.

Косвенно о проявлениях общественно-экономического симбиоза города и села в Магрибе свидетельствуют и результаты изысканий марокканской исследовательницы Халимы Фархат. Её работы посвящены главным образом исламским институтам Магриба в позднем Средневековье. Однако эти труды продемонстрировали также и условность употребления в источниках термина «арабы» в отношении кочевых соседей города. Ещё раз подчеркнём, что это понятие в применении к позднему Средневековью невозможно трактовать только в качестве этнонима. Скорее, в источниках XIII–XV вв. возрождается древнее, по сути своей ещё аравийское и доисламское понимание слова араби (عربي, - Прим. сост.

), обозначавшего отрицательный образ кочевника, то есть малоимущего и бескультурного степняка в противовес более состоятельному и утончённому горожанину[420]. X. Фархат установила, что население западно-марокканского города Сафи происходило из соседствовавших с ним арабских племенных групп дуккала, хаскура и реграга. При этом патронимы населения Сафи и его пригородов, упомянутые в источниках и исследованные X. Фархат, оказались в основном берберскими, пусть даже размещение арабских племён в регионе ускорило процесс их арабизации[421]

.

Динамика городской традиции Магриба и культурное развитие городов региона представляются особенно ясно очерченными в терминах, предложенных Р. Рэдфилдом и М. Зингером. Эти американские обществоведы предложили ещё в 50-х годах XX в. дихотомную систему понятий ортогенезиса и гетерогенезиса городов[422]. Согласно их концепции, характерная черта ортогенетических городов состоит в том, что они длительно развивают и разрабатывают уже установившиеся модели и образцы, сложившиеся в пределах местной традиционной культуры. Гетерогенетические города, напротив, создают вполне оригинальный, нестандартный образ жизни и стиль мышления, не совпадающие с прежними ориентирами.

В предложенной Р. Рэдфилдом и М. Зингером схеме становится заметной неравномерность развития ортогенетических городов Магриба — подлинных хранителей и гарантов стойкости городской традиции. Более или менее стабильно, как можно заметить в источниках, из таких городов развивался только Фес. В истории этого города особенно явно проявлялись ортогенетические черты. По сути, Фес, как выразился марокканский историк Абд ал-Ахад Себти, бросил вызов халдуновской модели города, который приходит в упадок вместе с династией, создавшей его или принявшей в качестве столицы[423]

. Даже в эпоху глубоких кризисов конца XV — начала XVI в., потрясших городскую традицию Магриба, Лев Африканский детально описывал богатство и разнообразие городской инфраструктуры. В Фесе, — отмечал он, — есть 100 бань, хорошо построенных и украшенных. Одни из них маленькие, другие большие… каждая имеет четыре комнаты, вроде четырёх залов. Снаружи немного выше расположены лоджии… там люди раздеваются и оставляют свою одежду. Когда кто-нибудь отправляется в одну из этих бань, он… проходит в холодную комнату, оттуда… он идёт во вторую комнату, несколько более тёплую. Здесь служители его моют и чистят ему тело. Из этой комнаты переходят в третью, очень жаркую, где некоторое время потеют. Существуют ещё отдельные бани для женщин[424]. Среди достопримечательных черт северной столицы марокканский автор упоминает не только 200 поистине отлично построенных гостиниц, имеющих по три этажа, 120 или более комнат и снабжённых фонтанами для омовений[425], но и около 400 мельниц, то есть сооружений с жерновами, ибо там можно было бы насчитать 1000 жерновов, если учесть, что мельницы делаются в виде большого зала с колоннами, в котором иногда бывает по четыре, пять или шесть жерновов[426].