Так или иначе, он выпил с Галькой еще по стакану, и действительно все стало проще и веселее. Вспомнилось как-то само собой великое изречение о том, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки. С песней «Ромашки спрятались, поникли лютики» в обнимку пошли в сарайчик, где Галька стащила с себя одежду и принялась позировать, да так, что Серега чуть со смеху не помер. Плохо соображая, что делает, он нетвердой рукой набросал углем два контура на правую и левую часть полотна, потом плюнул, выматерился, расхохотался и, кое-как одев упиравшуюся бабу, повел ее в дом. Затащив ее в комнату, отчего-то вспомнил, что не погасил свет в сарайчике, вернулся, не обращая внимания на матюки, несшиеся вслед, выключил лампочку, а уж только потом завалил обратно. В полной темноте, запинаясь о стулья и Галькины туфли, разделся и бухнулся в кровать, где, бормоча невнятные ругательства, томилась и ворочалась Галь-ка, гладкая, тугая и жаркая… Со всех сторон облепило липкое ласковое тесто, и его надо было месить, месить, месить… Звенели не только кроватные пружины, но и оконные стекла, и стаканы на столе, да весь дом малость пошатывало. Галька мелочиться не любила и от других того же требовала. Если уж развел в печи огонь, то шуруй, пока все не спалишь — такой у нее был обычай. Вот и Серега шуровал, месил тесто, поддавал пару, нагонял шороху, распаляясь и зверея. Выжгли друг друга до пепла, выпили до капли, а потом захрапели, забывшись мутным бездонным сном.
С ПОХМЕЛЬЯ
Назавтра спали до двенадцати, благо была суббота и Гальке на надо было идти в столовую, а Сереге — в клуб. Головы болели, но заначка оставалась, и удалось «поправиться». Не страшась сальмонеллы, разбили шесть яиц и зажарили на сале. Ровно на это хватило газа в баллоне, и чай грели уже на электроплитке. Напряжения не хватало, чайник кипятился долго.
— 3-заразы… — Галька добавила еще пару слов. — Развели экологию… Скоро вовсе без света сидеть будем. Чернобыль хряпнул, так наши оглоеды и вовсе все позакроют.
— Радиации не боишься?
— Хрена ли ее бояться, если, покамест мы росли, Хрущев бомбы на воздухе рвал? Не сдохли же… Говорят, одну такую фуганули, что сто Чернобылей заменит. От радиации то ли помрешь, то ли нет. Вот самураев в Хиросиме шарахнули, так они все до сих пор помирают. Хотела б я еще сорок лет прожить, после бомбы-то. Только не выйдет, это точно. А то экология какая-то… Стреляли бы больше, так ни один гад не напортачил бы…
— Да чего ты на экологию ворчишь, — усмехнулся Серега, — понимала бы…
— А чего тут понимать? У нас в кухне столовской котлы электрические стоят, еле тянут… Не успеваем обед сготовить. Очередища, мат, орут… Работяги-то жрать хотят, им там про горэнерго, про хренэнергэ не расскажешь — еще и рожу набьют ни за что. Уже забыли, что ли, что в школе учили: «Коммунизм — это Советская власть плюс электрификация всей страны». А сейчас выходит, что Советская власть = это коммунизм минус электрификация!
Галька расхаживала попросту — халат внапашку, под ним — ничего, растрепанная, перегарная, злая, а Сереге нравилось. Одному-то скучнее.
Наконец, чай закипел. Плеснули прямо в стаканы, оставшиеся от КВНа.
— Сейчас баню топить пойду, сообщила Галька, — стирки накопила —
— В прачечную снеси, там, в микрорайоне, открыли уже. Я туда таскаю.
— И трусы, что ли? На фиг нужно… Сама сделаю… — тут она неожиданно заржала.
—
— Анекдот вспомнила. Собрались, значит, американка, француженка и русская. Стали выяснять, кто сколько раз трусы меняет. Американка говорит: «Я — один раз, но каждый день». Француженка: «А я два раза — утром и вечером». Тут наша Марья и говорит; «А я — двенадцать раз! Каждый месяц». Ха-ха-ха-ха!
Анекдот был старый, но с похмелья пошел. Серега тоже хихикнул.
— Может, и твое взять? — спросила Галька.
— Да я уж перестирывал. Я как в баню схожу, то сразу…
— В городскую ходишь? Дрянь. Там все что хошь поймать можно. А у меня — своя. Пошли ко мне вечером! Отстираюсь — попаримся. У меня веник есть и вобла. А пиво мне Люська Лапина обещала, я ей венгерскую банку из-под огурцов дала. Сегодня привезут, стоять, что ли? На двоих пять литров хватит.
— Да уж, наверное, привезли… — сказал Серега, глядя на часы.
— Ой, точно! — всполошилась Галька. — Побегу я! Ты зайдешь?
— Там видно будет…
Галька убежала, прихватив те шмотки, которые не успела надеть, и, перескочив улицу, юркнула к себе в хату.
Серега, поскучав минуту, решил идти в сарай. Он помнил, что вчера что-то набросал углем.