Простудятся в траве босые осы…

Мы вместе, а не порознь,

Как будто жёлтый окоём

Небес – гнилушный водоём,

Где цвет и мреющий объём,

Сгустив созвездий поросль,

Сумели выморить рассвет,

И ночь – неодолима

И звёзды падают в кювет –

Или куда-то мимо.

*

А жизнь бледна.

Но как ярко искусство!

В этюдники, блокноты, на холсты,

Хоть начерно, хоть начисто – в листы

Атласные –

Вноси то место пусто,

Где уходили и сбивались с курса

Заплаканные серые киты.

В журнал учёта снов и сновидений

Смелей вноси пучины свальный грех,

Брёх альбатросов и скалистый берег,

Спасательных жилетов пересмех,

Девятый вал и шквал морских утех,

Где самый верный способ искупленья –

Акулья пасть, приемлющая всех.

О, старых кораблей древесный стон!..

Цветут кувшинки. Плавает планктон.

*

Ты рвался ввысь? Ну вот и упади.

И ушибись. И вдребезги. Разбейся!

Ну, крылья остригут. Отменят рейсы.

Аэрофлот опять проверит кейсы.

А в моде, как и были, будут рельсы

И перестук затюканных колёс.

Но это всё неважно.

Ты вознёс

На миг единый всё, чем не пророс

Наш долгий век.

Теперь – не твой вопрос.

Цветёт полынь и зябнут эдельвейсы.

И на откосах лёгкий перекос

Вдруг выпишет тверёзый тепловоз.

И осень,

И смирение берёз,

И первый снег переметает рельсы.

*

Взрывное напряженье тишины –

Итог ненормативного общенья:

На скорости предельной торможенье

Грозы,

Что принеслась со стороны

И врезалась

Плашмя, с разгона – в горы.

И что там наши ссоры-переборы,

Когда ей даже горы не нужны!

Она и так всё круто перепутала:

Движенье рек, беспутное и мутное,

Горячку ледниковой седины,

Совиные испуганные сны,

И ложь твою,

И сладкий хмель вины,

И глупость,

Что всегда мудрее мудрого

И этот гром,

Что тише тишины.

*

Где Южный Крест,

А где Медведица –

Мне до бесстыдства всё равно:

Все телескопы в небо целятся,

Всю ночь таращатся в окно!

А мне к чему?

Что в небе нужно мне?..

Зима – зарвалась, завралась.

Метель, весенняя и южная,

Опять в саду разводит грязь.

Снега её давно растаяли

(Сугробы, льды – алаверды!)

И ни глотка нам не оставили

В живом огне живой воды.

А чтобы нам

В трубу не пялиться,

Считая звёзды и ворон,

Наш бог любви, шептун и пьяница,

Наш забулдыга купидон

Запустит старый лохотрон

Ночных небес – и всё расставится,

И сдвинется к восходу дня,

Где бить челом, и быть, и маяться,

И счастливо и долго каяться,

Взывая

К мудрости огня.

*

В дни благоденствия

Готовься к чёрным дням.

Так сказано.

К зиме готовься летом.

По крышам погуляв, по парапетам,

Бордюрам там и всяким фонарям,

Любовные сполна изведав муки,

От пуза поорав и отблудив,

Валяй, включай урчливый свой мотив,

Поизлучай нам эти инфразвуки.

Чтоб стало всё, как будто всё давно,

Как будто снег, тепло и дремлет печка,

И сыч на чердаке, и волк за речкой,

И то потухнет, то погаснет свечка,

И снег, и чёрно-белое кино.

А кот – наглец. Он выпихнул меня

Из дедова реликтового кресла,

И бессловесно

О давно известном

Старается, урчит – и мыслям тесно,

Но это

Не вместилось – ну, не влезло

В менталитет

Сегодняшнего дня.

*

Всему приходит свой конец,

Но быстро,

Как же быстро!..

Поленья – комли в семь колец,

Поленья – тёсы под венец,

И хлещет пламень-молодец,

Разнуздан и расхристан.

И озарён, и счастлив лес!..

И долетают до небес,

И увлекают в небо лес

Неискренние искры,

А мгла с дождём наперевес

Уже на Цне, на Истре.

*

Этот полдень, как полночь.

Он чёрен своей белизной,

Тёмной сутью воды

И блистаньем распахнутых пахот.

Это похоть зимы

Делит влажное ложе с тобой,

Изводя перегной

На лишайники, перхоть и слякоть.

Эта полночь, как день,

Где дела недозавершены.

Где попыткой дождя

Оскверняется труд снегопада.

Где на льдистом снегу

О любви письмена возжены.

Ты прочти их, сумей.

И поверь.

И умри без огляда.

*

Щеглов повыпустим на волю и

Домашних рыбок выльем в пруд.

Весны всё больше – и тем более

Мне философской меланхолией

Отгородиться не дадут.

Пропишет по число по первое

Нам хлёстких ливней первый гром.

И захлебнётся окоём.

И древесина вспомнит дерево,

И воду вспомнит водоём.

И окна распахнёт и выставит

Дверные рамы вешний дым,

И мы забудем Крым и Рим,

И медны трубы, что храним

И тихо возблагодарим

Сады,

Где зеленеет изгородь

Меж этим миром и иным.

*

Игра по-крупному –

Стаккато тяжких капель

По раскалённым кровлям.

Злость озона.

Кажденье туч обрисовало зону

Обвальных ливней,

И лиловый лист

В окно влепился в поисках укрытья.

И сотворён вслепую, по наитью,

Тот самый, без ветрил и без рулей,

Фрегат ночной взлетит со стапелей –

Воздушный твой фрегат!..

Его команду,

Слегка поддатую, готовую и вправду

Пропить компас, ты всё же пожалей

И всех прости,

И не гоняй по вантам

Ловить руками бесполезный бриз.

И осиянный умницей-луною,

Плыви себе над сирою Землёю,

Вернув и Кордильеры ей,

И Анды,

И тот, в окне,

Лиловый мокрый лист.

*

Спешить нам некуда:

В остатке – бесконечность.

Спрямляется спираль круженья мира.

Теперь здесь пусто, ветрено и сыро.

И берег чист, и небосвод застиран,

И старая свирель (цевница, лира)

Двери входной

Скрипит, чтобы отсечь нас

От звуков, знаков внешних

И совсем

Уже нам чуждых аксиом и лемм,

Где дважды – два,

Где еретичность клира,

Где биты лбы, хоть пядей – семью семь

И где для нас ни болей, ни проблем

С крушеньем там

Иль с сотвореньем мира.

*

Дымит и раскисает

Грязь на грядках,

А в подворотнях лужи кривят губы.

И ветер лезет в форточки и в трубы,

И в дымоходы,