Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Можно ли сказать, как это делают многие сторонники Путина, что президент России, ужесточая свой политический курс, лишь отвечает на происки врагов — внешних и внутренних? Вряд ли. Если «враги» не подрывали позиции режима в эпоху «благословенных нулевых», то почему же они активизировались теперь? Очень уж подобная трактовка новейшей истории напоминает сталинскую теорию обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Давайте вместо того, чтобы строить гипотезы вокруг личности Путина (то ли губителя, то ли спасителя Отечества?), посмотрим на объективные экономические показатели. Как ни странно, политические пертурбации последнего времени в полной мере определяются состоянием экономических проблем.

Средние темпы роста ВВП с 1999 г. (когда Путин впервые пришел на пост премьер-министра и начал, по сути дела, свою президентскую кампанию) до 2008 г. (когда по России впервые ударил экономический кризис) составляли 7% в год. Это был явный успех пореформенной хозяйственной системы. Созданная Егором Гайдаром рыночная экономика в сочетании с высокими ценами на нефть стала, наконец, приносить плоды. Рост ВВП обеспечил увеличение реальных доходов населения. Люди в основной своей массе стали жить значительно лучше. И хотя Россия за столь короткий срок не могла войти в число благополучных стран мира, контраст с эпохой испытаний, пришедшейся на 1990-е гг., был по-настоящему разительным.

А что теперь? Средние темпы роста ВВП с 2009 по 2014 г. составили всего лишь 1%. Кризисный провал сменился на три-четыре года неуверенным подъемом, а в 2015 г. мы вновь вошли в полноценный экономический кризис, когда валовой продукт снизился на 3,7% и вслед за ним уменьшились реальные доходы населения. Энергетический рынок рухнул. Автомобильный рухнул. Выездной туризм полностью развалился. Рынок недвижимости находится в состоянии стагнации: достраивают пока еще старое, но продать жилье уже трудно. Многие люди в нашей стране стали серьезно экономить даже на еде. И хотя накопленный в хозяйственной системе запас прочности пока удерживает Россию от падения в нищету, ничего хорошего про нынешнее положение дел сказать не сможет даже самый что ни на есть верный последователь вождя.

В первый путинский период (1999—2008 гг.) у избирателей имелись реальные причины поддерживать действующую власть. Конечно, успехи не были связаны непосредственно с Владимиром Путиным, а стали следствием рыночных реформ 1990-х гг. в сочетании с эффектом девальвации и дорогой нефтью, но рядовой избиратель вряд ли принимал во внимание подобные тонкости. Он благодарил за успехи лично «национального лидера» и отдавал ему свой голос.

Во второй путинский период (включающий и четырехлетнюю медведевскую интерлюдию) у избирателей постепенно исчезали реальные причины для поддержки общего курса, проводимого

Кремлем. Благодарить власть стало совершенно не за что, поскольку жизнь перестала улучшаться.

В демократических политических системах при подобных поворотах люди начинают отдавать свои голоса оппозиции. Но вряд ли Путин готов был смириться с уходом в отставку по-настоящему. Чувствуется, что он настроен править Россией еще довольно долго. В такой ситуации ему нужно было придумать какие-то эффективные способы для укрепления своей личной власти. Причем требовалось выстроить новую политическую систему так, чтобы она не зависела от экономических перспектив. Чтобы она держалась даже в кризис.

И всё это действительно было сделано. Политический режим стал более жестким и более идеологизированным. Манипуляции в СМИ и на выборах стали совершенно беспардонными.

Таким образом, можно сказать, что радикальная трансформация путинского режима оказалась жестко предопределена резким ухудшением состояния дел в экономике. Но возникает вопрос: не проще ли было взяться за исправление дел в экономике, чем за «затягивание гаек»?

Экономика была обречена с 2013 г.

Критический момент для российской экономики наступил в самом конце 2013 г. Пока страна спокойно готовилась к Новому году, закупая водку с мандаринами, статистики подводили итоги и констатировали весьма печальную ситуацию.

В целом, конечно, многим было ясно и раньше, что экономика висит «на нефтяных соплях». Если цены на нефть идут вверх, мы процветаем, а если рушатся, то ВВП начинает падать. Однако до конца 2013 г. оптимисты (а их у нас было немало) полагали, будто при сохранении сравнительно высоких цен на энергоносители всё же возможно относительно нормальное развитие. Посткризисный период (2010—2012 гг.), казалось бы, это подтверждал. 3—4% роста в год мы имели, и хотя в сравнении с докризисным 7%-ным ростом это был весьма невеселый результат, народ худо- бедно жил, питался, обновлял иномарки и даже приобретал квартиры с помощью ипотеки.