Другое дело — создадут ли массовые протесты в столицах ситуацию, по-настоящему рискованную для протестующих. Иными словами, готовы ли будут силовики идти до конца в случае возникновения агрессивного протеста, скажем, в самом центре Москвы? Если будут готовы, то такой протест в столице может стать непримиримым лишь при полной экономической катастрофе страны. Если же силовики вдруг побоятся применять силу при первых же легких столкновениях с протестующими, режиму трудно будет сохранять свои позиции даже в относительно терпимой экономической обстановке.
Эту проблему можно назвать синдромом «Беркута» по имени украинского силового подразделения, которое, несмотря на надежды бывшего президента Виктора Януковича, так и не сумело предотвратить победу киевского майдана. Будут ли московские силовики вести себя сравнительно пассивно на манер «Беркута» или готовы будут действовать, как царские войска в Кровавое воскресенье января 1905 г., заранее не знает никто. Даже Владимир Путин.
И, наконец, несколько слов по вопросу единства элит. До недавнего времени они и впрямь были едины, поскольку все в большей или меньшей степени выигрывали от существования путинского режима. Но сегодня размер кормушек резко сократился, и начались серьезные схватки в рамках «внутривидового» отбора. Побеждают пока лица, наиболее тесно связанные с Путиным лично, и это не нравится значительному числу людей из вчера еще всем довольной элиты. В некоторых странах в некоторые времена возникновение такого рода проблем приводило к государственным переворотам. Но у нас они маловероятны.
В развивающихся странах довольно часто случались государственные (в частности, военные) перевороты, а потому вопрос о возможности чего-то подобного в России отнюдь не является праздным. Но внимательный анализ отечественной традиции не подтверждает представление о реальной возможности путча у нас. Дворцовые перевороты временами случались в России XVIII века, когда гвардия готова была взять на себя ответственность за судьбы престола, а широкие народные массы к политике вообще никакого отношения не имели. Но уже в XIX столетии ситуация радикально изменилась. Последней серьезной попыткой военного переворота было восстание декабристов в 1825 г., но оно, как известно, полностью провалилось.
С тех пор Россию сотрясали временами революции и гражданские войны, теракты и контртеррористические операции, массовые мирные и немирные протесты горожан, но настоящих путчей не было. События августа 1991 г. — это исключение, которое лишь подтверждает правило. Группа политических руководителей страны решилась вроде бы восстать против единоличной президентской власти Михаила Горбачева, но когда на его защиту встала не столь уж большая группа демократически настроенных москвичей, армия отказалась брать на себя ответственность и тихо «ушла в кусты». Путч завершился на редкость бескровно.
Серьезные военные перевороты, как правило, происходят там, где есть традиция вмешательства армии в политику. То есть где генералитет и офицерство считают себя корпорацией, ответственной за судьбы страны. Корпорацией, способной взять власть в свои руки тогда, когда политики запутываются в противоречиях и перестают толком контролировать ситуацию.
У нас же военная служба — не более чем разновидность обычной государственной службы. Способ сделать карьеру, заработать деньги, прокормить семью. Менталитет российского офицера в этом смысле не сильно отличается от менталитета обычного чиновника, клерка: наше дело, мол, выполнять свои обязанности и получать зарплату, а путчи в круг обязанностей не входят.
Впрочем, само по себе отсутствие традиции не может гарантировать невмешательства армии. Или тем более спецслужб, которые в России довольно активны и в большей степени, чем военные, похожи на корпорацию, имеющую собственные интересы. За последние годы спецслужбы усилились, разбогатели, ощутили вкус высшей власти и могут, в принципе, попытаться переломить традицию. Могут. Но попытаются ли?
В первую очередь надо отметить, что популярные среди силовиков разговоры об их корпоративном единстве не могут скрыть клановости системы. Сотрудники госбезопасности враждуют друг с другом, если принадлежат к разным кланам и если борются между собой за кормушки. Практические групповые интересы доминируют над теоретическими представлениями силовиков о необходимости корпоративного единства и о священной службе родине.
Более того, в последнее время внутренние конфликты становятся наиболее напряженными. Обычно принято считать, что спецслужбам при Путине столь хорошо живется, что вряд ли они станут желать чего-то большего. До недавнего времени так оно и было. Но сегодня возникла проблема поддержания привычного для элиты образа жизни. Санкции, черные списки, запреты на выезд из страны... Возникает ситуация, когда денег вроде бы много, но они не приносят того удовлетворения, которое еще недавно имелось. А дальше ведь будет еще хуже.