Механизм функционирования серебряного проклятия был несколько иным, чем проклятия рабского. Если в Крыму вообще не существовало никакой иной экономики, кроме набеговой, то Испания к концу XV века (к моменту открытия Америки Христофором Колумбом) обладала лучшим овцеводством в Европе (на территории Кастилии), неплохо развитым виноградарством (в Андалусии), оружейным ремеслом (толедские клинки) и даже крупным торговым городом (Барселона, входившая в состав Арагона). Однако приток денег из Америки подорвал дальнейшее развитие хозяйственной системы. Во внезапно разбогатевшей стране сильно выросли цены, что обусловило развитие импорта. Сравнительно дешевые товары пошли в Испанию со всех сторон, тем более что зачастую они были еще и более качественными. На этом фоне в испанскую экономику перестали вкладывать деньги. Местным производителям трудно стало соперничать с импортерами, зато неплохо зарабатывали благодаря притоку заокеанского серебра испанская пехота и католическая церковь. Бизнес хирел, зато непрерывно росло число солдат, монахов и неприкаянных благородных идальго вроде Дон Кихота.
Тем временем латиноамериканские богатства всё менее соответствовали аппетитам монархии. К 1600 г. приток драгоценных металлов из Америки стал сокращаться. Доходов по мере исчерпания месторождений становилось меньше, а расходы короля, пытавшегося контролировать чуть ли не всю Европу, неконтролируемым образом возрастали. Испания с помощью немецких, а затем генуэзских банкиров влезла в огромные долги, что привело к неоднократному дефолту и, как сказали бы сегодняшние эксперты, «снижению кредитного рейтинга» до мусорного уровня.
Если в XVI веке Испания обладала лучшей европейской армией, то к середине XVII столетия страна, фактически лишившаяся своей экономики, уже не могла выдержать даже военной конкуренции с усилившимися соседями. Она проиграла соперничество с Францией в ходе Тридцатилетней войны, а еще через полвека стала игрушкой в руках европейских держав, вступивших между собой в схватку за так называемое испанское наследство, оставшееся после пресечения испанской ветви королевской династии Еабсбургов.
Если бы не соперничество различных сил, Испанию, глядишь, включили бы в состав победившей державы, как это произошло с Крымским ханством. Однако в Европе «крымские фокусы» не проходили даже в XVIII веке. Испания сохранила самостоятельность, но получила французскую династию Бурбонов и 250 лет влачила жалкое существование на задворках Европы. Былой европейский лидер по уровню экономического развития теперь составлял пару другой окраинной европейской державе — Российской империи. Причем потеря латиноамериканских колоний в начале XIX века полностью лишила Испанию ресурсной ренты.
Лишь в 1950—1960-х гг. серьезные экономические реформы позволили Испании устремиться в погоню за такими преуспевающими соседями, как Великобритания, Франция и Германия. Испанцам пришлось учиться зарабатывать не на торговле ресурсами, а на производстве товаров и туризме.
При этом следует заметить, что само по себе обладание благородными металлами не является проклятием, как и участие в работорговле. Скажем, США успешно пережили и калифорнийскую, и аляскинскую золотые лихорадки, поскольку обладали диверсифицированной экономикой и системой рыночных институтов (то есть правил игры, основанных на гарантии неприкосновенности частной собственности и на развитии конкуренции). Однако для Испании, думавшей не о благосостоянии подданных, а о расширении границ и пресечении ересей (инакомыслия), «серебряное проклятие» оказалось фатальным.
Впрочем, что там Крым или Испания. Ресурсного проклятия в определенный момент времени не избежали даже такие развитые страны, как Франция и США.
Испанию в качестве европейского лидера сменила в XVII веке Франция. Ее путь к процветанию был, несомненно, более сложным, однако и он в конечном счете основывался на получении дохода от ресурса, которым страна была богата.
Франция тогда являлась наиболее населенной страной в Западной и Центральной Европе. В своем соперничестве с Англией (Столетняя война), а затем с Испанией (Итальянские войны и Тридцатилетняя война) она теоретически могла задавить противника «живой массой». Но до поры до времени этой живой массы для победы над врагом недоставало, поскольку эффективность ведения войны зависела от доступности финансовых ресурсов. Постепенно французские государственные деятели пришли к простой мысли о том, что если вся многонаселенная страна будет платить в казну налоги, то общий объем ресурсов окажется достаточен для военного соперничества с соседями.