Читаем Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса полностью

Как же так получается, что США отказываются от смертной казни чуть ли не вопреки самим себе? Здесь мы видим пример еще одного пути, которым может пойти нравственный прогресс. Хотя уровень популизма политической системы США выше, чем в других странах Запада, Америка все-таки недотягивает до полноценной партиципаторной демократии вроде той, что существовала в древних Афинах (которые, кстати, отправили на смерть Сократа). С расширением круга сопереживания и укреплением роли разума даже самым непреклонным сторонникам смертной казни разонравились линчующие толпы, судьи-вешатели и кровавые публичные казни; они тоже теперь настаивают, чтобы все происходило насколько возможно достойно и гуманно. Это требует наличия замысловатой аппаратуры смерти, а также команд специалистов, которые бы ее обслуживали и ремонтировали. По мере того как оборудование изнашивается, а специалисты чинят его все неохотнее, использовать его становится все сложнее, а идея отправить его на свалку – все привлекательнее[617]

. Смертная казнь в Америке не столько отменяется, сколько разваливается, деталь за деталью.

Во-первых, с развитием криминалистики, и особенно методов генотипоскопии, стало ясно, что среди казненных практически наверняка были и невинные люди, – сценарий, который нервирует даже пламенных сторонников смертной казни. Во-вторых, несимпатичное ремесло отнятия жизни сначала эволюционировало от чудовищного садизма распятий и выпускания кишок к мгновенно убивающим, но все еще натуралистичным веревке, пуле и лезвию, а затем к невидимому воздействию газа или электричества и к псевдомедицинской процедуре смертельной инъекции. Однако доктора не хотят в подобном участвовать, фармацевтические компании отказываются поставлять необходимые препараты, а свидетелей возмущают мучения приговоренных в случае ошибок персонала. В-третьих, основная альтернатива смертной казни в виде пожизненного тюремного заключения со временем стала надежней благодаря современным тюрьмам, где не случается побегов и бунтов. В-четвертых, с падением уровня насильственных преступлений (глава 12) люди ощущают меньшую нужду в драконовских мерах. В-пятых, смертная казнь видится теперь настолько из ряда вон выходящим событием, что место скорых расправ прежних эпох заняли многолетние судебные разбирательства. Фаза определения меры наказания после вынесения обвинительного приговора превратилась во второй судебный процесс, а любой смертный приговор приводит к долгой череде апелляций и прошений о помиловании – настолько долгой, что большинство приговоренных к смерти умирают от естественных причин. Между тем почасовая оплата услуг квалифицированных юристов обходится государству в восемь раз дороже пожизненного заключения. В-шестых, социальное неравенство при вынесении смертных приговоров, из-за которого среди казненных непропорционально много бедных и черных («К высшей мере приговаривают тех, кто не принадлежит к высшим классам»), все больше тяготит общественное мнение. И наконец, Верховный суд США, которому приходится регулярно подыскивать непротиворечивые обоснования для всей этой мешанины, с трудом справляется с этой задачей и вместо этого шаг за шагом ограничивает смертную казнь. За последнее время он запретил штатам казнить несовершеннолетних и умственно отсталых, запретил карать смертью любые преступления, кроме убийства, и сейчас близок к запрету метода смертельной инъекции как ненадежного. Наблюдатели считают, что недалек тот день, когда членам суда придется принять во внимание нелогичность всей этой зловещей практики и, сославшись на «меняющиеся общественные нормы», отменить ее раз и навсегда как противоречащую Восьмой поправке к Конституции США о запрете жестоких и необычных наказаний.

Такое странное соединение научных, институциональных, правовых и общественных сил, сообща работающих на то, чтобы лишить государство права убивать, заставляет предположить, будто существует некое таинственное предначертание, подталкивающее нас к справедливости. Выражаясь более прозаично, мы являемся свидетелями того, как нравственный принцип «Жизнь священна, так что убийство предосудительно» распространяется среди самых разнообразных слоев и институций, без сотрудничества которых смертная казнь невозможна. По мере того как они все более последовательно и безоговорочно следуют этому принципу, страна неотвратимо лишается решимости наказывать смертью за смерть. Пути прогресса многообразны и извилисты, его результаты сначала незаметны, а затем скачкообразны, но, когда час идеи, порожденной Просвещением, пробил, она способна преобразить мир.

Глава 15

Равные права

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

История / Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Психология масс
Психология масс

Впервые в отечественной литературе за последние сто лет издается новая книга о психологии масс. Три части книги — «Массы», «Массовые настроения» и «Массовые психологические явления» — представляют собой систематическое изложение целостной и последовательной авторской концепции массовой психологии. От общих понятий до конкретных феноменов психологии религии, моды, слухов, массовой коммуникации, рекламы, политики и массовых движений, автор прослеживает действие единых механизмов массовой психологии. Книга написана на основе анализа мировой литературы по данной тематике, а также авторского опыта исследовательской, преподавательской и практической работы. Для студентов, стажеров, аспирантов и преподавателей психологических, исторических и политологических специальностей вузов, для специалистов-практиков в сфере политики, массовых коммуникаций, рекламы, моды, PR и проведения избирательных кампаний.

Гюстав Лебон , Дмитрий Вадимович Ольшанский , Зигмунд Фрейд , Юрий Лейс

Обществознание, социология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Knowledge And Decisions
Knowledge And Decisions

With a new preface by the author, this reissue of Thomas Sowell's classic study of decision making updates his seminal work in the context of The Vision of the Anointed. Sowell, one of America's most celebrated public intellectuals, describes in concrete detail how knowledge is shared and disseminated throughout modern society. He warns that society suffers from an ever-widening gap between firsthand knowledge and decision making — a gap that threatens not only our economic and political efficiency, but our very freedom because actual knowledge gets replaced by assumptions based on an abstract and elitist social vision of what ought to be.Knowledge and Decisions, a winner of the 1980 Law and Economics Center Prize, was heralded as a "landmark work" and selected for this prize "because of its cogent contribution to our understanding of the differences between the market process and the process of government." In announcing the award, the center acclaimed Sowell, whose "contribution to our understanding of the process of regulation alone would make the book important, but in reemphasizing the diversity and efficiency that the market makes possible, [his] work goes deeper and becomes even more significant.""In a wholly original manner [Sowell] succeeds in translating abstract and theoretical argument into a highly concrete and realistic discussion of the central problems of contemporary economic policy."— F. A. Hayek"This is a brilliant book. Sowell illuminates how every society operates. In the process he also shows how the performance of our own society can be improved."— Milton FreidmanThomas Sowell is a senior fellow at Stanford University's Hoover Institution. He writes a biweekly column in Forbes magazine and a nationally syndicated newspaper column.

Thomas Sowell

Экономика / Научная литература / Обществознание, социология / Политика / Философия