Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Кроме того, президента ограничивают органы местного самоуправления и власти штатов, которые находятся куда ближе к реальности; правительства других стран, которые едва ли готовы подчинить все идее вернуть Америке былое величие; и даже корпорации, которым выгодны мир, процветание и стабильность. Наконец, глобализация – это волна, которую уже не развернуть вспять ни одному правителю. Многие из проблем США, по сути, являются глобальными, в том числе миграция, пандемии, терроризм, киберпреступность, распространение ядерного оружия, государства-изгои и загрязнение окружающей среды. Невозможно вечно прикидываться, что их не существует, а решать их можно только в рамках международного сотрудничества. Невозможно также и бесконечно отрицать выгоды глобализации – товары по доступным ценам, крупные рынки экспорта и сокращение бедности на планете. С появлением интернета и снижением стоимости путешествий ничто уже не остановит потоки идей и людей (особенно, как мы видели, молодых). Что же до войны против истины и фактов, в конечном счете у них есть неотъемлемое преимущество: они продолжают существовать, даже когда ты перестаешь в них верить[1005].

~

Но еще важнее понять, действительно ли подъем популистских движений, сколько бы вреда они ни принесли в ближайшей перспективе, предвосхищает черты более далекого будущего, действительно ли, как недавно печалился/злорадствовал автор передовицы в The Boston Globe, «просвещению какое-то время везло»[1006]. Действительно ли события 2016 года предполагают, что мир движется назад, в Средневековье? Подобно климатическим скептикам, которые заявляют, что сегодняшнее прохладное утро подтверждает их правоту, мы все склонны делать чересчур далеко идущие выводы из недавних событий.

Во-первых, последние выборы – не референдум по вопросу Просвещения. В условиях американской двухпартийной системы любому республиканскому кандидату по умолчанию гарантированы как минимум 45 % голосов избирателей, причем Трамп проиграл прямое голосование, набрав всего 46 % против 48 %. Он стал президентом благодаря причудливости американского избирательного процесса, а также потому, что политтехнологи Клинтон его недооценили. К тому же Барак Обама, который в своей прощальной речи прямо воздал должное Просвещению

за «самый дух этой страны», покинул Белый дом с уровнем одобрения 58 %, что выше среднего для уходящего лидера[1007]. Трамп вступил в должность, имея рейтинг 40 %, небывало низкий для свежеизбранного президента, а за первые семь месяцев он опустился до 34 %, что почти в два раза ниже среднего рейтинга девяти предшествующих президентов на тот же момент их срока[1008].

Результаты выборов в Европе – это тоже не правдивое отражение преданности идеалам космополитического гуманизма, но реакция на тугой узел вызывающих острые эмоции сиюминутных проблем. В последнее время среди них судьба евро (к которому скептически относятся и многие экономисты), навязчивое регулирование со стороны Брюсселя и необходимость принять большое количество беженцев с Ближнего Востока как раз тогда, когда ужас перед исламским терроризмом (хотя и несоразмерный его реальной опасности) усилился из-за чудовищных терактов. Но даже в этих условиях популистским партиям в последние годы удалось привлечь на свою сторону всего 13 % избирателей; они добились большего представительства в парламентах нескольких стран, но и лишились части депутатов в таком же числе государств[1009]. В год, последовавший за шоком, связанным с избранием Трампа и победой сторонников Брекзита, правопопулистские партии потерпели неудачу на выборах в Нидерландах, в Великобритании и во Франции, где новый президент Эммануэль Макрон заявил, что Европа «ждет от нас защиты духа Просвещения, которому угрожают со столь многих сторон»[1010].

Но гораздо важнее политических событий середины 2010-х социальные и экономические тенденции, которые способствовали росту авторитарного популизма, и к тому же – что ближе к теме этой главы – по ним мы можем судить о его будущем.

Благотворные исторические перемены идут на пользу не всем, и именно предположительно проигравших от него (то есть низшие классы богатых стран) часто считают сторонниками авторитарного популизма. Для экономических детерминистов этого достаточно, чтобы объяснить подъем движения. Но статистики просеяли результаты различных выборов сквозь мелкое сито, словно следователи, изучающие место авиакатастрофы, и теперь мы знаем, что экономическое объяснение неверно. Что касается выборов в США, избиратели, относящиеся к двум стратам с самым низким уровнем доходов, проголосовали за Клинтон в соотношении 52–42, как и избиратели, называвшие экономику самым важным для себя вопросом. Но вот большинство избирателей, по уровню дохода принадлежащих к четырем высшим стратам, голосовали за Трампа, а в качестве самого важного вопроса называли не экономику, а иммиграцию или терроризм[1011].