Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Дети теперь обрели то, о чем мечтали их родители и деды, – свободу, материальное благополучие, более справедливое общество; но старые беды забыты, а дети сталкиваются с новыми, зачастую вызванными решением старых, и эти проблемы, даже если их, в свою очередь, можно решить, порождают новые обстоятельства, а с ними новые требования – и так далее, бесконечно и непредсказуемо[1030].

Такова природа прогресса. Человеческая изобретательность, сострадание и благосклонные общественные институты толкают нас вперед. Второй закон термодинамики и темные стороны человеческой природы тянут назад. Кевин Келли объясняет, как, несмотря ни на что, эта диалектика может разрешиться поступательным движением:

Со времени эпохи Просвещения и изобретения науки нам каждый год удавалось создать немного больше, чем уничтожить. Но за десятилетия эта положительная разность в несколько процентов складывается в то, что можно назвать цивилизацией… Прогресс – тщательно маскирующееся явление, заметное лишь в ретроспективе. Вот почему я всегда говорю, что мой огромный оптимизм по поводу будущего коренится в прошлом[1031].

У нас нет выразительного термина для конструктивной повестки, примиряющей долговременные победы с кратковременными отступлениями, а исторические тенденции с человеческим фактором. «Оптимизм» не совсем подходит, потому что считать, что дела всегда будут идти все лучше, так же неразумно, как верить, что они всегда будут идти все хуже. Келли предлагает называть это протопией, где «про-» – сокращение от слов «прогресс» и «процесс». Другие предпочитают именовать этот взгляд пессимистическим оптимизмом или радикальным инкрементализмом (от incremental – «поступательный»)[1032]

. Мне же нравится вариант, предложенный Хансом Рослингом, который, когда его спросили, оптимист ли он, ответил: «Я не оптимист. Я убежденный возможнист»[1033].

Часть III

Разум, наука и гуманизм

Идеи экономистов и политических мыслителей – и когда они правы, и когда ошибаются – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей.

ДЖОН МЕЙНАРД КЕЙНС

Идеи важны. Homo sapiens – вид, который выживает, полагаясь на собственную смекалку, вырабатывая и накапливая знания о том, как устроен мир и как его представители могут улучшать свою жизнь. Что может быть лучшим доказательством силы идей, чем – оцените иронию – влиятельность политического философа, упорнее прочих настаивавшего на всемогуществе корыстных интересов, философа, который написал, что «господствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса»? Карл Маркс не был богачом и не командовал армиями, но идеи, которые он набросал в читальном зале Британского музея, определили ход всего XX века и даже последующих лет, сломав миллиарды жизней.