Утверждение «все субъективно» по необходимости бессмысленно, потому что само должно быть либо субъективным, либо объективным. Однако оно не может быть объективным, поскольку в этом случае будет ложным, если истинно, и не может быть субъективным, поскольку тогда оно не сможет опровергнуть никаких объективных утверждений, в том числе утверждения, что само оно – объективная ложь. Возможно, существуют какие-то субъективисты, вероятно называющие себя сторонниками прагматизма, которые утверждают, что их субъективизм распространяется и сам на себя. Но на такое утверждение ничего не требуется отвечать: по сути, это просто сообщение о том, что нравится говорить этому субъективисту. Если он к тому же призывает нас примкнуть к нему, нам не нужно искать причин для отказа, поскольку он не выдвинул никаких причин для согласия[1036]
.Нагель называет такой ход рассуждения картезианским, потому что он напоминает аргумент Декарта: «Я мыслю, следовательно, существую». Сам факт, что некто задается вопросом о собственном существовании, подтверждает это существование, и точно так же факт, что некто апеллирует к разуму, подтверждает, что разум существует. Этот аргумент также можно назвать трансцендентальным: он опирается на предпосылки, заведомо необходимые для того, чтобы сделать то, что он делает, а именно выдвинуть этот аргумент[1037]
. (В некотором смысле он восходит к древнему парадоксу лжеца, в котором критянин заявляет: «Все критяне – лжецы».) Как бы вы ни называли этот аргумент, было бы ошибкой утверждать, что он оправдывает «веру» в разум: Нагель говорит, что это «на одну мысль больше, чем нужно». Мы неХотя разум сам по себе первичен и его не нужно (да и невозможно) оправдывать, опираясь на некие первопринципы, начиная рассуждать, мы укрепляем свою уверенность, что избранный нами ход рассуждений имеет право на существование, когда отмечаем, что он внутренне непротиворечив и его результаты соответствуют тому, что мы наблюдаем в реальности. Жизнь не сон, где бессвязные впечатления сменяют друг друга в причудливой последовательности. Использование разума само себя обосновывает, обеспечивая нам способность подчинять мир своей воле, начиная с лечения болезней и заканчивая полетом человека на Луну.
Несмотря на свои истоки, восходящие к абстрактной философии, картезианский аргумент – не просто упражнение в софистике. Все, от самого заумного деконструктивиста до самого бескомпромиссного приверженца теорий заговора и «альтернативных фактов», признают силу фраз вроде «Почему я должен вам верить?», или «Докажите это», или «Полная чушь». Мало кто готов на такое ответить: «Действительно, у вас нет никаких причин мне верить», или «Ну, я соврал», или «Согласен: все, что я говорю, – ерунда». Выдвигая некий довод, люди утверждают, что правы, – в этом его суть. Тем самым они берут на себя обязательство подчиняться разуму – и оппоненты, которых они пытаются убедить, имеют полное право начать поджаривать их на костре непротиворечивости и точности.