Корреляция между расходами на социальные нужды и общественным благополучием сохраняется только до определенного уровня: кривая выравнивается примерно на 25 % и может даже начать снижаться при более высокой доле. У социальных расходов, как и у всего остального, есть обратная сторона. Как и в случае с любым страхованием, оно создает «моральный риск»: застрахованный склонен расслабляться или подвергать себя ненужным опасностям, рассчитывая, что страховщик в любом случае компенсирует его убытки в случае неприятностей. А поскольку страховые взносы должны покрывать сумму выплат, вся система может обрушиться, если актуарии допустят ошибку в расчетах или ситуация изменится так, что расходы начнут превышать поступления. В реальности социальные траты никогда не работают в точности как страховой бизнес – они представляют собой комбинацию страховых отчислений, государственных инвестиций и благотворительности. Успех системы соцобеспечения зависит от того, в какой степени граждане страны ощущают себя частью единого сообщества, и это чувство единства оказывается под угрозой, когда непропорционально большую часть получателей льгот составляют иммигранты или этнические меньшинства[314]
. Такие трения присущи социальным расходам по самой их природе, и они всегда будут чреваты политическими разногласиями. Хотя какого-то «правильного уровня» тут не существует, все развитые страны пришли к мнению, что социальные выплаты оправдывают свою цену, и приняли решение тратить на них довольно существенные средства, благо богатство им это позволяет.Завершим наш обзор истории неравенства рассмотрением последнего участка графиков на рис. 9–3 – участка, описывающего рост неравенства в богатых странах с начала 1980-х годов. Именно этот процесс породил мнение, будто жизнь становится хуже для всех, кроме самых богатых. Такое изменение тенденции противоречит гипотезе Кузнеца, в соответствии с которой неравенство должно было оставаться на устойчиво низком уровне. Этой странности было предложено множество объяснений[315]
. Хотя ограничения экономической конкуренции сохранились после Второй мировой войны на продолжительное время, в конце концов они ушли в прошлое, что позволило богатым начать получать все большие доходы от инвестиций и открыло широкое поле для динамичной конкуренции, работающей по принципу «победитель получает все». Идеологический сдвиг, который ассоциируется с именами Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер, замедлил дрейф в сторону более значительных расходов на социальные нужды, финансируемых за счет налогообложения обеспеченных слоев населения, и одновременно ослабил общественное предубеждение против чрезвычайно высоких зарплат и неприкрытого богатства. Люди все чаще разводятся или вовсе предпочитают холостую жизнь, а одновременно появляется все больше успешных пар с двумя высокими зарплатами; в итоге разброс в материальном положении семей неизбежно растет, даже если разброс зарплат остается все тем же. «Вторая промышленная революция» – революция электронных технологий – заново отправила кривую Кузнеца на подъем, породив спрос на высококвалифицированных профессионалов, которые оставили менее образованное население далеко позади, тогда как число рабочих мест, не требующих специальной подготовки, сокращалось из-за автоматизации. Глобализация позволила Китаю, Индии и другим странам предложить на общемировом рынке труда более дешевую, чем американская, рабочую силу, и те национальные компании, которые не воспользовались этой возможностью перевести производство за границу, проигрывают ценовую конкуренцию. В то же самое время плоды интеллектуального труда наиболее успешных аналитиков, предпринимателей, инвесторов и творческих людей все легче находят выход на необъятный рынок размером со всю планету. Рабочий завода Pontiac попадает под сокращение; Джоан Роулинг становится миллиардером.Миланович совместил обе тенденции последних тридцати лет в области неравенства – снижение неравенства во всем мире и рост неравенства в богатых странах – в одном графике, который удачно принял форму слона (рис. 9–5). Эта «кривая охвата роста» разделяет мировое население на двадцать статистических категорий, или квантилей, от самых бедных к самым богатым, и показывает, какую долю реального дохода на душу населения каждая такая категория потеряла или приобрела за период с 1988 (незадолго до падения Берлинской стены) до 2008 года (незадолго до Великой рецессии).
РИС. 9–5.