Третья догадка – это то, что такой баланс между благополучием человечества и ущербом окружающей среде может быть смещен благодаря новым технологиям. Как нам получить в свое распоряжение больше калорий, люменов, джоулей, битов и миль и при этом минимизировать площадь используемых земельных участков и загрязнение окружающей среды – это, по сути, технологическая проблема, и мир с каждым годом справляется с этой проблемой все успешней. Экономисты говорят об экологической кривой Кузнеца – аналоге U-образной дуги неравенства как функции экономического роста. С началом быстрого развития страны ставят экономический рост выше экологии. Однако, становясь богаче, они задумываются об окружающей среде[352]
. Если люди могут позволить себе электричество только ценой смога, они будут жить в смоге, но, если они могут позволить себе и электричество, и чистый воздух, они с радостью заплатят за чистый воздух. И это случится тем скорее, чем чище благодаря технологиям станут автомобили, заводы и электростанции и чем доступнее, соответственно, чистый воздух.Экономический рост тянет экологическую кривую Кузнеца вниз благодаря развитию не только технологий, но и ценностей. Некоторые экологические проблемы носят исключительно практический характер: люди жалуются на то, что в городе смог или что зеленые зоны закатывают в асфальт. Но другие проблемы можно отнести скорее к возвышенным. Судьба черного носорога и благополучие наших потомков в 2525 году – важные нравственные вопросы, но думать о них сейчас – в определенном смысле роскошь. Когда общество становится богаче, а люди перестают беспокоиться о том, как обеспечить себя едой и кровом, их ценности начинают продвигаться вверх по иерархии нужд, а охват их переживаний расширяется в пространстве и времени. Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель, опираясь на данные Всемирного обзора ценностей (World Values Survey), сделали вывод, что люди с более выраженными эмансипационными ценностями – к ним относятся толерантность, равенство, свобода мысли и свобода слова, – которые обычно сопутствуют высокому достатку и уровню образования, с большей вероятностью будут сортировать отходы и требовать от правительств и предпринимателей заботиться об окружающей среде[353]
.Экопессимисты обычно отметают этот подход как «веру в то, что технологии нас спасут». На самом деле это скорее неверие в то, что статус-кво обрекает нас на гибель – что знания застынут в своем текущем состоянии, а люди, словно роботы, будут вести себя всегда одинаково вне зависимости от обстоятельств. Такая наивная вера в неизменное положение вещей неоднократно заставляла специалистов пророчить экологические катастрофы, ни одна из которых так и не случилась.
Первое пророчество касалось «популяционной бомбы», которая (как мы уже убедились в главе 7) обезвредила сама себя. Когда страны становятся богаче и образованней, они переживают то, что ученые назвали демографическим переходом[354]
. Сначала прогресс в области питания и здравоохранения приводит к снижению смертности. Это действительно выливается в скачок численности населения, но из-за него явно не стоит сокрушаться: как сформулировал Йохан Норберг, причиной этому не то, что люди в бедных странах начинают размножаться как кролики, а то, что они перестают дохнуть как мухи. В любом случае это временный рост: уровень рождаемости достигает пика и затем идет на спад – как минимум, по двум причинам. Родители перестают обзаводиться многочисленным потомством, чтобы обезопасить себя на тот случай, если часть их детей умрет, а женщины, получая более качественное образование, позже выходят замуж и откладывают рождение детей. Рис. 10–1 показывает, что прирост населения Земли достиг максимального значения в 2,1 % в год в 1962 году, сократился до 1,2 % в 2010-м, вероятно, станет меньше 0,5 % к 2050 году и приблизится к нулю в 2070-м, когда численность мирового населения, по прогнозам, выйдет на плато, а затем начнет снижаться. Рождаемость наиболее заметно снизилась в развитых регионах вроде Европы и Японии, но она способна резко обрушиваться и в других частях света, зачастую к изумлению демографов. Несмотря на распространенное убеждение, будто мусульманские общества не подвержены таким социальным процессам западного типа и потому обречены на повторяющиеся молодежные бунты, рождаемость в мусульманских странах снизилась за последние три десятилетия в среднем на 40 %. В Иране это падение составило 70 %, а в Бангладеш и семи арабских странах – 60 %[355].РИС. 10–1.