Протей

– Взаимно. – Он перенёс пенёк к моей скамеечке. – Вот теперь-то я вас вижу отчётливо. Господи, да как мы с вами, оказывается, похожи. Глядите-ка, и у вас шрам на скуле, только с другой стороны, – он потрогал свой шрам, – и глаза голубые, и волосы немного вьются. При встрече же – вот странности! – даже и усы вроде бы почудились.

– Игра света и тьмы, – сказал я и прищурился на заметно передвинувшееся солнце. – Ради чего же, на ваш взгляд, решился «Протей» на катастрофу?

– Сенат не поверил, да и вы вряд ли поверите, но всё ж повторю. Началось с лунорадуния. Металл, сами знаете, редчайший, уникальный, мировое его производство – полтонны в год, не более, а обходится оно мировому сообществу, как производство иттрия, тантала, циркония, теллура и рутения, вместе взятых. Недёшево, а? Обычно «Протей» «съедал» его триста граммов в месяц, в виде порошка. И вот, представьте, примерно за четыре года до того, что вы назвали катастрофой, да, за четыре примерно года до «затемнения», начал вдруг у «Протея» разыгрываться аппетит: лунорадуния он требовал в три, пять, десять, наконец, в двадцать пять раз больше нормы. ЧП, суетня, международные симпозиумы, а «Протей» даже отключиться грозит, коли норму не прибавят. Правда, и мощность его возросла, в смысле мыслительных способностей, невероятные, хитрые ходы он выдумывал, так что прибавка от сэкономленной энергии с лихвой перекрывала расходы. Потом Сенат поуспокоился, и всё пошло своим чередом. Но я-то, разумеется, успокоиться не мог: ни в трудах Карамышева, ни у Чжэнь-Синь-И, ни у любого другого кита такая ситуация с лунорадунием не предусмотрена. И я не раз пытал, конечно, «Протея», но тот загадочно отмалчивался. А недели за полторы до «затемнения», на очередном дежурстве, я спросил про то же самое и опять не дождался ответа, но неожиданно осознал такую картинку в собственном воображении: наша Солнечная система, Юпитер, а на его орбите странной формы корабль: верхняя половина – как человеческий мозг, только не разделённый на полушария, нижняя – этакий гофрированный обод, синевато-чёрный, с серебристым оттенком. Вся конструкция смахивает на воздушный шар, но в диаметре – мне показалось – чуть ли не километр. Помню ещё, что верхняя половина слабо подсвечена изнутри, а больше никаких признаков жизни. Понимаю, не зря мне мой подопечный картинку такую подсовывает; я возьми да и спроси:

– «Протей», что это за корабль?

– Прибило к нам из созвездия Геркулеса космическими течениями, – отвечает, он любит выражаться кратко и образно, как когда-то Див, будь я проклят, доносчик, иуда.

– Из Геркулеса? – изумился я. – Сколько ж годочков световых их сюда несло?

– Для них фактор времени не имеет никакого значения, – заявляет «Протей». – Потерпели катастрофу, предположим, миллион лет назад, это по земному времени. И полетят дальше, как только оживёт «мозг» их корабля.

– Но как он оживёт? – спрашиваю.

– Как только сможет напитаться не менее чем ста пятьюдесятью килограммами чистого лунорадуния. Он, как я, – плазменно-биологический.

Вот оно что, думаю, хотя до конца в реальность ситуации ещё не верю.

– Почему они не связались с нами, землянами? – спрашиваю.

– Во-первых, они сотворены тоже на плазменно-биологической основе, – отвечает «Протей». – Во-вторых, для землян они всего лишь жалкие роботы, и попроси они даже о помощи, их упекут, в конце концов, в Планетарный музей, такую находку с Земли не выпустят. В-третьих, просить помощи некому, корабль пока что мёртв, я сам нашёл его по сигналу «SOS», понятному только мне.

Я поразмыслил и спросил:

– И ты хочешь им помочь, этому чужому кораблю, «Протей»?

– Помочь кораблю сможешь прежде всего ты, – отвечал он.

– Каким образом? – спрашиваю.

– Если не будешь препятствовать мне в передаче на борт корабля потребной массы лунорадуния.

Я подумал: значит, «Протей» почти три года разыгрывал комедию с обжорством, дабы накопить лунорадуния для пришельцев. Но ничего говорить на эту тему не стал, решив взвесить ситуацию.

– Времени у тебя с лихвой, – сказал он, как бы отвечая моим мыслям, – ты можешь согласиться и через неделю, и через год, и через столетие.

– В чём должно выражаться моё согласие? – интересуюсь.

– В молчании. Это на первом этапе, – отвечал он, – а о втором ты будешь уведомлён.

– Но если, – говорю, – моё молчание пойдёт не на благо человечеству, а во вред?

– Человечеством как таковым корабль не интересуется, – отвечает довольно обидно для меня, представителя человечества, «Протей». – У него другой объект для контакта, в другой звёздной системе. Когда он туда долетит, наше Солнце, возможно, уже погаснет.