Противостояние

К сожалению, механики опять оказались не на высоте, несмотря на предварительную команду «держать все котлы под парами» и громадные клубы черного дыма, вырывающиеся из труб, «Ослябя» начал заметно разгоняться только лишь через 12 минут после дачи команды «самый полный вперед». По этой команде одновременно включили вентиляторы наддува воздуха в кочегарки, боевые динамо-машины и пожарные насосы, и эти довольно мощные механизмы забрали на себя часть пара котлов. Но мы понимали: кочегары сейчас усиленно шуруют уголь в топки, и через каких-то десять минут мы начнем ускоряться.

Адмирал и командир стояли на крыле мостика и, разглядывая приближающегося к нам навстречу японца, обменивались мнениями, кто же это. Скоро стало ясно: это броненосный крейсер. С крыши ходовой рубки дальномерщики под командой мичмана Палецкого начали давать дистанцию, но было еще слишком далеко, если не ошибаюсь, около 55 кабельтовых. Наш старший артиллерист капитан 2-го ранга Генке склонился над аппаратом Гейслера (система централизованной передачи команд артиллерии на кораблях РИФ) в готовности дать команду на открытие огня, хотя было еще рано. Проходя с носового мостика на кормовой, проверил готовность к бою малокалиберных орудий на навесной палубе. Все было как должно, комендоры и прислуга у орудий в готовности открыть огонь, ящики со снарядами поданы и открыты, пожарные шланги раскатаны по палубе.

На кормовом мостике мне открылась удивительная в своей хаотичности картина перестроения нашего отряда: «Алмаз» пытался на циркуляции занять место в кильватер «Авроре», но явно промахивался. «Аврора» пыталась с правого борта обогнать «Смоленск», но ей не хватало скорости. «Лена», не обращая внимания на приказ охранять «Смоленск», начала набирать ход, словно собираясь поучаствовать в бою. Она стала обгонять транспорт с левого борта. «Смоленск» же, оказавшись между «Леной» и «Авророй», не мог отвернуть в сторону, пришлось ему стопорить, чтоб увеличить дистанцию до «Осляби»…

К счастью, нам повезло, что расстояние было довольно большим, иначе любой шальной перелет по «Ослябе» мог отправить «Смоленск» с его взрывоопасным грузом на небеса.

В это время командир кормовой десятидюймовой башни мичман Казмичев, вылезший на ее крышу, просил меня рассказать, что происходит прямо по курсу, так как ему не было видно. Я перебрался на крыло кормового мостика и стал комментировать события. Как раз в это время залпом разрядили сегментные снаряды погонное 6- и 10-дюймовое орудия носовой башни. Начали пристрелку, но сначала шли перелеты. Потом, несмотря на накрытия уже со второй минуты, никак не удавалось добиться прямого попадания. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл по нам очень частый огонь левым бортом.

Вскоре крупный снаряд ударил нам в носовую часть в районе водонепроницаемой переборки 20-го шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку и палубу, прилегающие каюты и образовав в борту громадную дыру, к счастью, ее не захлестывало водой. Начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, его приходилось затем периодически проливать.

По мере его поворота проявился характерный профиль нашего противника, со стоящей отдельно третьей трубой. Это был броненосный крейсер французской постройки «Адзума». Как ни странно, огонь японцев на циркуляции был довольно точен, с учетом дистанции в три мили. Море буквально вскипало вокруг «Осляби», причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками.

Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Один крупный снаряд, попав в фокмачту ниже боевого марса, осколками, в том числе и отраженными марсом, повредил носовой дальномер, уложил на месте дальномерщиков, поранил командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, сама мачта устояла. Адмирал с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, потому сноп осколков прошел мимо, хотя у Андрея Андреевича Вирениуса воздушной волной сбило фуражку. Тогда они перешли в боевую рубку, тем более что ее широкие смотровые щели способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер у грот-мачты, разрушил его и баркасы, а также вызвал небольшой пожар.

Затем произошло еще одно попадание – в носовую 10-дюймовую башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте нашего старшего артиллериста, штурмана Дьяченкова и рулевого квартирмейстера, а отраженными осколками переломал оборудование. К счастью, руль и машинный телеграф действовали, а штурвал удерживали раненый боцман и лейтенант Саблин. Тотчас послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер Саблин сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала.