Люси услыхала, как он вошел, и сердце ее яростно забилось. Она велела ему уняться, потому что скорее всего Ларри пришел лишь за своими вещами, но оно не хотело униматься.
Несмотря на все вызванное надеждой возбуждение, с которым она никак не могла справиться, Люси, застыв в ожидании, неподвижно лежала на спине и смотрела в потолок. Она сказала ему правду, когда призналась, что единственная ее вина — ее и девушек вроде ее подруги Джолин — в слишком большой потребности любить. Но она всегда была верной. Никогда не обманывала. Она хранила верность своему мужу и никогда не изменяла Ларри, а если до того, как повстречала их, не жила совсем уж монахиней… так это было да прошло. Прошлого не воротишь и не исправишь. Может, это и подвластно богам, но не простым смертным, и, наверное, это не так уж плохо. Будь все иначе, люди, пожалуй, умирая от старости, все еще пытались бы переиначить свои юные годы.
Если знаешь, что прошлого не воротишь, может быть, сумеешь простить.
Слезы текли у нее по щекам.
Дверь со щелчком отворилась, и она увидела его, точнее, лишь его темный силуэт.
— Люси? Ты не спишь?
— Нет.
— Можно я зажгу лампу?
— Как хочешь.
Она услыхала шипение газа, а потом лампа зажглась и осветила его язычком пламени. Он выглядел бледным и потрясенным.
— Мне нужно сказать тебе кое-что.
— Нет, не нужно. Просто ложись в постель.
— Я должен сказать это. Я… — Он прижал руку ко лбу и провел ладонью по волосам.
— Ларри? — Она села. — С тобой все в порядке?
Он говорил так, словно не слышал ее, и при этом даже не смотрел на нее:
— Я люблю тебя. Если ты меня принимаешь, то я буду с тобой. Но вряд ли ты много выиграешь. Я никогда не стану твоей лучшей ставкой, Люси.
— Я рискну. Ложись.
Он лег. И они занимались любовью. А когда закончили, она сказала ему, что любит его, и это была правда, Бог свидетель, и, кажется, это было то, в чем он нуждался, что хотел услышать, ко, по ее подозрениям, он мало спал в ту ночь. Один раз она проснулась (или то был только сон), и ей почудилось, что Ларри стоит у окна и смотрит на улицу, склонив голову, словно к чему-то прислушиваясь, а полоски света и тени делают его лицо похожим на какую-то изможденную маску. Но при свете дня она стала больше склоняться к мысли, что ей это просто приснилось; при свете дня он снова выглядел как обычно.
Лишь три дня спустя они услышали от Ральфа Брентнера, что Надин переехала к Гарольду Лодеру. От этой новости лицо Ларри, казалось, напряглось, но всего на одно мгновение. И как бы Люси ни презирала себя за это, от новости Ральфа ей стало немного легче дышать. Похоже, теперь все было позади.
Она ненадолго заглянула домой после встречи с Ларри, вошла в гостиную и зажгла лампу. Держа ее высоко, она проследовала в заднюю часть дома, задержавшись лишь на секунду, чтобы дать свету проникнуть в комнату мальчика. Она хотела убедиться, сказала ли она Ларри правду. Да, это была правда.
Лео лежал, разметавшись на постели, на нем были одни трусики… но царапины зажили, большинство шрамов исчезло, и ровный загар, который был у него от постоянного хождения практически нагишом, тоже почти пропал. Но не только это, подумала она. Что-то изменилось в его лице — она видела эту перемену, даже несмотря на то, что он спал. Исчезло привычное выражение немой дикости и враждебности. Он больше не был Джо. Это был обыкновенный мальчик, спящий после хлопотливого дня.
Она вспомнила ту ночь, когда почти заснула, а очнувшись, обнаружила, что он исчез. Это было в Норт-Беруике, штат Мэн, чуть ли не на другом конце континента. Она пошла за ним к дому, где Ларри спал на террасе. Спящий внутри Ларри и стоящий снаружи, с немой яростью сжимающий в руке нож Джо, а между ними — ничего, кроме хрупкой застекленной двери. И она заставила его уйти.
Ненависть взорвалась в Надин ослепительной вспышкой, полыхнувшей яркими искрами, как от чиркнувшей по кремню стали. Газовая лампа дрогнула в ее руке, и по стенам запрыгали и заплясали дикие тени. Ей надо было дать ему сделать это! Ей надо было самой открыть дверь перед Джо, дать ему войти, чтобы он мог колоть, резать, рвать, раздирать и уничтожать. Ей надо было…
Но сейчас мальчик перевернулся во сне и застонал, словно — просыпаясь. Его руки поднялись и рассекли воздух, словно от гоняя во сне черную тень. И Надин, у которой виски разрывались от тяжело пульсирующей крови, отступила. Все-таки было еще что-то странное в этом мальчишке, и ей не понравилось то, как он шевельнулся сейчас — словно уловил ее мысли.
Теперь ей надо было идти. И не мешкая.