Противостояние. Том II

Снова еле заметное отрицательное качание головой.

— Ты Джо?

Кивок, все такой же слабый.

— Ну хорошо. Но ты должен понять, что на самом деле не имеет никакого значения, кто ты, — сказала она, стараясь быть терпеливой. То безумное ощущение, будто она очутилась в искривленном времени и должна выпрямить его, усилилось. Это рождало чувство нереальности и страха. — Тот период нашей жизни… период, где мы с тобой были вместе и одни… он закончился. Ты изменился, я изменилась, и мы не можем стать такими, какими были раньше.

Но его странный взгляд по-прежнему был сосредоточен на ее лице, казалось, отрицая это.

— И прекрати глазеть на меня, — рявкнула она. — Это очень невежливо — вот так глазеть на взрослых.

Теперь его взгляд, похоже, стал слегка обвиняющим. Глаза его как бы утверждали, что так же невежливо оставлять людей одних и еще более невежливо лишать людей своей любви, в которой они все еще нуждаются и от которой все еще зависят.

— И ты на самом деле вовсе не один, — сказала она, отворачиваясь и начиная подбирать книги, которые уронила. Неуклюже, без всякой грации она присела на корточки, и ее колени хрустнули, как горящий хворост. Она принялась беспорядочно запихивать книги в рюкзак, поверх своих гигиенических пакетов, упаковок аспирина и нижнего белья — простого хлопчатобумажного белья, очень отличавшегося от тех штучек, которые она надевала, чтобы вызвать бешеное восхищение Гарольда.

— У тебя есть Ларри и Люси. Ты нужен им, а они нужны тебе. Ну, во всяком случае, ты нужен Ларри,

и это — главное, поскольку ей нужно все то же, что и ему. Она словно лист копирки. Для меня теперь все изменилось, Джо, и это не моя вина. Совсем не моя. Поэтому ты лучше прекрати укорять меня своими глазищами.

Она стала застегивать рюкзак, но пальцы ее дрожали, и это давалось ей с трудом. Тишина давила на них все сильнее и сильнее.

— Лео… — Она старалась говорить спокойно и рассудительно, как она раньше разговаривала с трудными детьми на своих уроках, когда они начинали психовать. Но это было невозможно. Ее голос то и дело срывался, а от легкого покачивания головы, которым он встречал произносимое ею имя «Лео», становилось еще хуже.

— Дело не в Ларри и не в Люси, — ожесточенно сказала Надин. — Будь все только в этом, я могла бы понять. Но ты променял меня на эту старую каргу, не так ли? Эту глупую старуху в качалке, ухмылявшуюся всему свету, обнажавшую искусственные зубы. Но теперь она исчезла, и ты бежишь обратно ко мне. Но из этого ничего не выйдет, слышишь меня? Ничего.

Джо не сказал ни слова.

— А когда я умоляла Ларри… встала на колени и умоляла его… его это не тронуло. Он был слишком занят своей игрой в крутого мужика. Теперь ты понимаешь, что тут нет моей вины. Ни капельки!

Мальчик лишь смотрел на нее бесстрастным взглядом.

Ее страх начал возвращаться, вытесняя неожиданную вспышку ярости. Она отступила от него к двери и стала на ощупь искать позади себя дверную ручку. Наконец она нащупала ее, повернула и распахнула дверь. Холодный воздух снаружи, тазу окутавший ее плечи, был очень приятен.

— Ступай к Ларри, — пробормотала она. — Прощай, малыш.

Она неуклюже попятилась и остановилась на мгновение на верхней ступеньке крыльца, пытаясь собраться с мыслями. Неожиданно ей пришло в голову, что все это могло быть галлюцинацией, вызванной ее собственным чувством вины… вины за то, что она бросила мальчика, за то, что заставила Ларри так долго ждать, за все те штучки, которые она вытворяла с Гарольдом, и за еще худшие поступки, ожидавшие ее в будущем. Может быть, в доме и не было никакого мальчишки. Может, это не более реально, чем фантомы Эдгара По: биение сердца старика, похожее на тиканье обернутых в вату часов, или ворон, усевшийся на бюст Афины Паллады.

— Будто кто-то вдруг застучал в двери дома моего, — прошептала она вслух совершенно бездумно, и это вызвало у нее жуткий каркающий смешок, может быть, не очень отличающийся от звуков, издаваемых вороном.

И все-таки она должна узнать наверняка.

Она подошла к окну, находящемуся рядом с крыльцом, и заглянула в гостиную дома, когда-то бывшего ее жилищем. Не то чтобы он и в самом деле был ее домом. Если живешь где-то и все, что хочешь забрать оттуда при переезде, влезает в один рюкзак, стало быть, этот дом никогда не был твоим. Заглянув внутрь, она увидела коврик чьей-то умершей жены, занавески и обои; подставку для трубок чьего-то умершего мужа и стопку журналов «Спортс иллюстрейтед», небрежно валявшуюся на кофейном столике. Фотографии умерших детей на каминной полке. И сидящего в углу на стуле маленького мальчика — сына какой-то умершей женщины, — одетого лишь в трусики, сидящего, по-прежнему сидящего, как он сидел раньше…